— Скажи, Эльвис, почему ты так скверно себя ведёшь? — спросила она.
Эльвис смутился и не знал, что ответить.
Но учительница повторила:
— Эльвис, почему ты себя так скверно ведёшь?
Учительница глядела на него строго, но не сердито, в её глазах не было даже укора. Просто она хотела понять, почему он себя так плохо ведёт, — как и сказала.
И Эльвис сказал, что он не привык день за днём смирно сидеть на одном месте и делать всё одно и то же.
— Но в школе так уж положено, — возразила учительница. И не она ведь это выдумала. А Эльвису было дано право самому решать, будет он ходить в школу или нет. И он прекрасно знал, какие в школе порядки. Может, передумал теперь? И больше не хочет учиться? Может, потому он так скверно себя ведёт?
Эльвис покачал головой. Нет, он хочет учиться.
— И безобразничать тоже? — спокойно спросила учительница.
Эльвис молчал…
— Наверно, есть и другой выход? — продолжала учительница. — Наверно, не обязательно делать всё лишь мне назло? Сам-то ты как думаешь?
Учительница всерьёз задала этот вопрос и хочет получить на него ответ. Эльвис понял это и сказал, что подумает.
— Не знаю, — сказал он. — Я должен подумать.
Учительница возразила: конечно, она понимает, что ему нужно подумать, но она уверена, что он найдёт выход из положения. Должна же быть какая-то причина, отчего он так озорничает, навряд ли он просто стремится ей досадить — вот почему она решила поговорить с ним, она надеется, что он обдумает своё поведение и найдёт способ исправиться.
Да, Эльвис тоже так полагает.
— Хуже всего — это пение, — признался Эльвис. — Как тут быть?
— Поступай, как знаешь, — сказала учительница. — Не хочешь, можешь не подпевать! Но только громко разговаривать в это время нельзя, — продолжала учительница, — ведь почти всем остальным ребятам нравится петь — не отказываться же им от этого удовольствия из-за Эльвиса!
Конечно, согласился Эльвис, пусть поют, только бы его не заставляли…
Учительница расхохоталась. Она смеялась так же звонко и весело, как в тот самый первый день, когда разрешила Эльвису ходить в школу.
— Хотела бы я посмотреть на того, кто сможет тебя заставить! — сказала она. — Но если ты будешь хорошо выполнять всё остальное, я освобождаю тебя от пения! Свет клином на нём не сошёлся… Поступай, как хочешь, Эльвис, хочешь — пой, а не хочешь — так не надо!.. А всё-таки я надеюсь, что наступит день, когда тебе самому захочется петь вместе со всеми, — закончила разговор учительница и опять засмеялась.
Засмеялась и ушла.
А Эльвис словно бы застыл на месте и всё размышлял неужели это правда, что она не Настоящая учительница? Вдруг это просто ошибка, может, та, что должна прийти на её место после Нового года, как раз и есть Временная?
А раз так, значит, он должен обдумать, как сделать, чтобы больше не досаждать учительнице…
Хотя на этот раз ему не пришлось долго думать. Желание озорничать как-то пропало само собой. Он почти и не заметил как.
Раньше ему казалось, что он попросту теряет дни — один за другим. А теперь у него совсем не бывает потерянных дней. Хотя на дворе по-прежнему часто идёт дождь, а в классе ученики все должны сидеть смирно и делать одно и то же, и солнце теперь никогда не светит на крышку парты. Солнце не заглянет к нам в класс до будущего года, сказала учительница. Сейчас оно стоит слишком низко, и лучи его не проникают в окно.
Но весной солнце вернётся, весной, когда к ним придёт Настоящая учительница. Впрочем, тогда это уже станет не важно. Уж лучше пусть на парте не будет солнца, только бы Временная учительница осталась с ними. А не то Эльвис тоже уйдёт с ней вместе. Особенно если Аннароза переедет в другой город…
Словом, у Эльвиса совсем пропала охота озорничать и досаждать учительнице.
Как-то раз Эльвис вернулся домой из школы и увидел, что мама разговаривает по телефону и смеётся. Она кивнула Эльвису и, подмигнув, сказала, что он «золото, просто прелесть». И опять принялась смеяться. Из трубки доносился женский голос. Мама слушала, что говорит тётенька смеялась и, склонив голову набок, лукаво поглядывала на Эльвиса. О чём только толкуют женщины? У мамы такой мягкий медовый голос, таким обычно она говорит про Настоящего ЭЛЬВИСА, но ведь сейчас она рассказывает о нём, об Эльвисе маленьком!
— Нет, ты подумай, до чего трогательно!.. Что сказала бы учительница, если бы только знала?..
Эльвис растерянно смотрел на неё. А мама снова подмигнула ему.
«Учительница. Что она сказала бы, если бы только знала?» Что — «знала»?
О чём разговор?
Вдруг Эльвис увидел на столике у телефона письмо. Оно торчало из конверта. Он кинулся к нему и схватил его.
Это же его письмо. То самое, которое он написал учительнице! Которое никто не должен видеть!
Значит, мама опять рылась в его вещах! И нашла конверт, который он так хорошо спрятал. Вскрыла его и прочитала письмо. Мало того, она обзвонила своих подруг и всем подряд прочитала письмо, так что теперь все про него знают. И все они теперь смеются над ним!
— Нет, ты только вообрази. А сейчас он отнял у меня письмо, — смеясь, говорила мама в трубку, — и такой сердитый, что впору испугаться!
Всё, всё, что он ни сделает, она докладывает этим тётенькам!
— А теперь он покраснел, вообрази! Да, бедненький малыш смущается… Одно слово — ребёнок…
Всё это так трогательно, и Эльвис такой милый мальчик, просто прелесть, и вовсе незачем ему стыдиться.
И тут мама слово за словом повторила по телефону всё, что написал в том письме Эльвис. Она уже знает его наизусть, сказала мама. И будет помнить его до конца своих дней. И продекламировала по телефону самым сладким своим, медовым голосом:
«Дорогая Временная учительница! Я люблю тебя, фрёкен Магнуссон. Я хочу жениться на тебе, фрёкен Магнуссон. Только потом. Не сейчас. Сердечный привет от твоего любимого Эльвиса Карлссона».
И опять всё смеялась, смеялась, смеялась…
Эльвис разорвал письмо на мелкие кусочки.
Мама выпустила из рук телефонную трубку и попыталась его удержать.
— Я ведь так хотела сберечь для тебя это письмо, — сказала она, — вырастешь и сам улыбнёшься, читая его, тогда только ты поймёшь, как это мило…
От письма остались крошечные белые клочки, и Эльвис швырнул их маме, и они пролетели мимо её испуганных глаз, будто снежинки под дуновением ветерка.
А Эльвис сразу же бросился вон из дома. Ни разу в жизни он ещё не бежал так быстро, как сейчас!
Он никогда не вернётся назад! Никогда, никогда!
Эльвис всё бежал и бежал, сколько мог. Никого ему сейчас не хотелось видеть. Хотелось только побыть одному и ни о чём не думать.
Скоро стемнело. Похолодало. Заморосил дождь.
Эльвис промок и озяб.
Но вот мимо плывёт машина, а в ней — папа. Папа тот час сбавил ход и затормозил. Фары мягко осветили асфальт. Папа не стал окликать сына. Он просто вылез из машины и молча взял Эльвиса за руку, только слегка похлопал его по спине.
