Постмодернизм

Лакан). В обрисованном контексте шизоанализ обозначает свою резко критическую позицию по отношению к психоанализу, радикально дистанцируясь от последнего. Основанием указанной критики выступает то обстоятельство, что, по оценке шизоанализа, 'психоанализ принимает участие в буржуазном угнетении в самом общем виде' (Делез, Гваттари). Сущность этого участия заключается, по мнению Делеза и Гваттари, в педалировании психоанализом идеи детерминированности (травмированности - причем, с точки зрения шизоанализа, параноидальной - см. Машины желания) бессознательного со стороны внешних по отношению к нему социальных структур - вне какой бы то ни было попытки исследования условий возможности его свободы. Типичным примером в данном случае может служить культивируемый психоанализом 'фамилиализм', интерпретационно погружающий функционирование бессознательного в детерминационную зависимость от такой 'псевдоструктуры', как семья. Делез и Гваттари говорят в этом контексте об 'эдипизации' бессознательного, сознания и культуры в целом: 'параноидальный отец эдипизирует сына'. Таким образом, согласно шизоаналитической оценке, 'психоанализ… не только в теории, но и на практике подчиняет бессознательное древовидным структурам, иерархическим графикам, резюмирующей памяти, центральным органам'. - Сама психоаналитическая процедура, по мнению Делеза и Гваттари, имеет своим результатом усугубление того калькирования отцовской доминанты, которое является неизбежным следствием фамилиализма, в то время как бессознательное - в свободном своем проявлении - должно быть не однозначной линейной 'калькой', но открытой для версификационных прочтений 'картой' (см. Ризома, Номадология, Шизоанализ, Тело без органов): 'Фрейд заведомо принимал в расчет картографию /автохтонного для пациента бессознательного - M.M./… но лишь для того, чтобы совместить ее с фотографией родителей'. В этом смысле практика психоанализа оценивается в шизоанализе как травмирующая: 'задумайтесь о том, что произошло с маленьким Хансом в детском психоанализе: его ризому безжалостно крушили, пачкали его карту, куда-то прятали ее, блокировали все выходы до тех пор, пока не удалось внушить ему стыд и чувство вины, пока стыд и чувство вины не укоренились в нем'. В противоположность этому, шизоанализ ставит перед собой диаметрально иные задачи, 'добивается совсем другого состояния бессознательного': для данной методологии главная цель заключается отнюдь 'не в том, чтобы редуцировать бессознательное', но, напротив, в том, чтобы его 'создать' - на основе (и, в свою очередь, как основу) 'новых высказываний, других желаний'. - Пафос шизоанализа заключается в высвобождении бессознательного из-под гнета 'псевдоструктур', освобождении шизоидальных потоков желания от параноидальных ограничений: по словам Делеза и Гваттари, 'позитивная задача шизоанализа: обнаружение у каждого машин желания, независимо от любой интерпретации'. Бессознательное трактуется шизоанализом в качестве самодетерминирующейся процессуальности, т.е. как 'нечто, порождающее самого себя'. Поскольку первым бастионом психоанализа, на который обрушивается шквал шизоаналитической критики, выступает 'фамилиализм', постольку самый разрушительный удар направляется на концепт 'Эдипова комплекса'. Базовая для психоанализа метафора Эдипа становится для шизоанализа олицетворением однозначно линейной внешней каузальности, и в этом контексте вынесение концепта 'Анти-Эдип' в заглавие первого тома 'Капитализма и шизофрении' может быть истолковано как фиксация анти-линейной ориентации шизоаналитической методологии. Фигура Эдипа интерпретирутся шизоанализом как принципиально альтернативная свободной ('сингулярной', 'молекулярной', 'шизофренической') форме бессознательного, противопоставляющая ей презумпции связанности ('молярности', утраты самости в агрегате) и подчиненности центру этого агрегата, олицетворенному в структуре семьи Отцом (ядром нуклеарного агрегата). По формулировке Делеза и Гваттари, 'функция Эдипа как догмы или 'нуклеарного комплекса' неотделима от насилия'. Целью шизоанализа становится 'деэдипизация бессознательного', а лозунгом - 'шизофреническое - вместо Эдипова'. Фигура Эдипа фактически подвергается в шизоанализе остракизму: по образному выражению Делеза и Гваттари, 'бессознательное - изначально сирота'. В контексте оппозиции 'Шизофрения - Паранойя' (см. Шизоанализ, Машины желания) Эдипов комплекс локализуется на предельно параноидальном полюсе, в то время как 'шизофреник сопротивляется невротизации. Имя отца к нему не прилипает', а потому он фактически персонифицирует собою свободу, выступая носителем бессознательного, прорвавшегося сквозь ограничения 'социальных машин' и реализовавшего себя поперек жестких направляющих осей интегральных 'псевдоструктур' социальности, в первую очередь - семьи: 'желание - сирота, анархист и атеист'. Наряду с фигурой А.-Э., фундаментальный для постмодернистской интерпретации детерминизма отказ от идеи внешней причины находит свое выражение в серии аналогичных парадигмальных фигур: применительно к постмодернистской текстологии в этом ряду может быть обозначена фигура 'смерти Автора' как внешней причиняющей детерминанты текста (см. 'Смерть Автора'), применительно к 'генеалогии' (см. Генеалогия) и номадологии (см. Номадология) - фигура 'смерти Бога' как финальной и исчерпывающей внешней детерминанты (см. 'Смерть Бога'). Семантический изоморфизм данных фигур находит свое выражение в их параллельном употреблении многими авторами: так, например, по Р.Барту, если классически понятое 'произведение включено в процесс филиации', то постмодернистски понятый текст не предполагает наличия внешней по отношению к нему (вневербальной) причины, ибо он есть не что иное, как преходящее состояние самодостаточной процессуальности письма, - по выражению Р.Барта, 'что же касается Текста, то в нем нет записи об Отцовстве'. (См. также Неодетерминизм, 'Смерть Бога', Шизоанализ, Машины желания.)

АПЕЛЬ

АПЕЛЬ (Apel) Карл-Отто (р. в 1922) - немецкий философ, один из основоположников современной версии философии постмодерна. Окончил Гетевский университет (Франкфурт-на-Майне), где в 1972 стал профессором философии. Ученик Э.Ротхакера; испытал влияние концепций Пирса, Хайдеггера, Витгенштейна, Гадамера, Дж.Остина, Хабермаса, Дж.Серля. Основные сочинения: 'Идея языка в традиции гуманизма от Данте до Вико' (1963), 'Трансформация философии' (1973), 'Идея трансцендентальной грамматики' (1974), 'Идейная эволюция Ч.С.Пирса: Введение в американский прагматизм' (1975), 'Теория языка и трансцендентальная грамматика в свете вопроса этических норм' (1976), 'Новые попытки объяснения и понимания' (1978), 'Контроверза 'Объяснение- Понимание' в свете трансцендентального прагматизма' (1979) и др. Фундаментальной основой философии А. является презумпция 'лингвистического поворота' в философии, понятого в качестве 'трансформации prima philosophia в философию языка' и ориентирующего философское исследование на анализ языка как исходной реальности человеческого бытия (в этом контексте А. солидаризуется с цитируемой им позицией Гёльдерлина: 'мы есть, начиная с разговора'). По определению А., 'философия сегодня сталкивается с проблематикой языка как основополагающей проблематикой научного образования понятий и теорий и своих собственных высказываний, а это значит - осмысленного и интерсубъективно значимого выражения познания вообще'. Философия, таким образом, не является более ни моделированием 'бытия', 'сущего' или 'природы', т.е. онтологией, ни рефлексией над 'сознанием' или 'разумом', т.е. гносеологией, становясь отныне реакцией на 'значение' или 'смысл' языковых выражений ('анализом языка'). В качестве основных лейтмотивов современной философии А. выделяет следующие: 1) 'первый лейтмотив обусловлен ориентацией на форму языка', 2) второй - 'интуицией контекстуальности предпонимания феноменов, контекстуальности, в свою очередь обусловленной среди прочего также и языком: ведь он позволяет оценить то искусственное и случайное, что оказывает влияние на исторически обусловленную подоснову жизненных миров'. Согласно А., названные лейтмотивы задают в современной философии языка новую традицию, которая по своей природе является одновременно и постметафизической, и постфеноменологической: 'оба эти лейтмотива почти полностью дискредитировали в наши дни гуссерлианскую претензию на обоснование философии в качестве строгой и беспредпосылочной науки, апеллировавшую к аподиктической очевидности усмотрения категорий или интуитивного постижения сущностей' (см. Постметафизическое мышление). Согласно апелевской рефлексии, разрешение сложившейся в современной философии языка ситуации может быть определено как конституирование 'трансцендентальной семиотики, которая в качестве трансцендентальной прагматики языка преодолевает недостатки семантического