И она сама пришла к нему!
— Откуда он? — спросил Фитч.
— Какая разница? Важно, что он здесь.
— Он — ваш муж?
— Нет.
— Приятель?
— Вы задаете слишком много вопросов.
— Вы провоцируете множество вопросов, юная леди. И вы ждете, чтобы я вам их задал.
— Он мой знакомый.
— Когда он принял имя Николаса Истера?
— Какая разница? Это его законное имя. Он — житель Миссисипи, зарегистрирован в качестве избирателя. Он может, если захочет, менять имя каждый месяц.
Она опиралась подбородком на сцепленные руки. Фитч понимал, что она не сделает ошибки и отпечатков не оставит.
— А вы? — спросил Фитч. — Я?
— Да, вы ведь не зарегистрировались в качестве избирательницы в Миссисипи.
— Откуда вы знаете?
— Потому что мы проверяли. Если, разумеется, ваше имя действительно Марли и мы правильно угадали, как оно пишется.
— Вы слишком много на себя берете.
— Это моя работа. Вы с побережья?
— Нет.
Джо Бой, спрятавшись за двумя пластмассовыми деревьями, сделал шесть снимков ее профиля. Чтобы запечатлеть это милое личико, ему пришлось, привязавшись веревкой, балансировать на перилах в восемнадцати футах над каналом. Когда она уходила, он все еще прятался там за искусственной зеленью и надеялся, что продержится до конца, на свалившись.
Фитч помешал лед в стакане.
— Итак, почему мы с вами здесь? — спросил он.
— Одна встреча влечет за собой другую.
— А куда влекут нас все эти встречи, вместе взятые?
— К вердикту.
— Конечно же, за вознаграждение?
— Вознаграждение — еще далеко не все. Вы записываете? — Она прекрасно знала, что Фитч записывает каждый звук.
— Разумеется, нет.
Он мог проигрывать эту пленку у себя в рукаве сколько угодно. Никакой пользы из нее он не извлечет. У него было слишком много грехов, чтобы обращаться в полицию или к судье, к тому же это вообще не вписывалось в его образ жизни. Мысль о том, чтобы шантажировать ее с помощью каких бы то ни было властей, ему бы и в голову не пришла, она это прекрасно знала.
Он мог фотографировать сколько угодно, его “шестерки” могли сколько угодно шастать вокруг отеля, следить за ней и подслушивать. Она поиграет с ними немного в прятки, заставит побегать за те деньги, что они получают, но они все равно ничего не найдут.
— Давайте не будем сейчас говорить о деньгах, Фитч, хорошо?
— Мы будем говорить о чем вы пожелаете. Это ведь ваш бенефис.
— Зачем вы вломились к нему в квартиру?
— Это просто наша работа.
— Что вы думаете о Хермане Граймзе? — спросила она.
— Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы ведь точно знаете все, что происходит в комнате жюри.
— Я хочу знать, насколько вы осведомлены, стоите ли вы, ваши эксперты и адвокаты тех денег, что получаете.
— Я пока еще не проигрывал, следовательно, отрабатываю те деньги, что получаю.
— Итак, что вы думаете о Хермане?
Фитч на секунду задумался и дал знак, чтобы ему принесли еще стакан воды.
— У него будет много хлопот с вынесением вердикта, потому что он — человек твердых убеждений. Сейчас он непредубежден. Он впитывает каждое слово и, вероятно, знает больше, чем все другие присяжные, за исключением, разумеется, вашего друга. Я прав?
— Вы очень близки к истине.
— Приятно слышать. Как часто вы разговариваете со своим другом?
— Время от времени. Херман возражал против забастовки сегодня утром, вы это знали?
— Нет.
— Он один возражал, один из всех четырнадцати.
— Из-за чего они бастуют?
— Из-за условий проживания. Телефонов, телевизоров, пива, секса, посещений церкви — естественных человеческих желаний.
— Кто закоперщик?
— Тот же, кто был им с первого дня.
— Понимаю.
— Вот почему я здесь, Фитч. Если бы мой друг не контролировал ситуацию, мне нечего было бы вам предложить.
— А что вы предлагаете?
— Я сказала, что о деньгах мы сейчас говорить не будем. Официант поставил перед Фитчем новый стакан с водой и снова спросил Марли, не желает ли она чего-нибудь выпить.
— Да, диетическую колу в пластиковом стаканчике, пожалуйста.
— У нас, э-э-э, у нас нет пластиковых стаканчиков, — озадаченно глядя на Фитча, сказал официант.
— Тогда ничего не надо, — улыбнувшись Фитчу, сказала женщина.
Фитч решил поднажать:
— Каково настроение жюри в настоящее время?
— Им все наскучило. Херрера относится к происходящему с энтузиазмом. Он считает, что все адвокаты, выступающие в суде, нечисты на руку и что подобные судебные преследования следует строго ограничить.
— Наш человек. А он сможет убедить своих товарищей?
— Нет. У него нет товарищей. Его никто не принимает всерьез, пожалуй, во всей компании он меньше всех вызывает симпатию у остальных.
— А кто самая дружелюбная дама?
— Милли всем как мать, но управлять ими она не сможет. Рикки мила, ее все любят, но она зациклена на здоровье. Для вас она — проблема.
— Это не новость.
— А хотите новость, Фитч?
— Да, удивите меня.
— Кто из присяжных закурил уже после начала процесса? Фитч наклонил голову и искоса взглянул на нее. Он не ослышался?
— Закурил?
— Да.
— Сдаюсь.
— Истер. Удивлены?
— Ваш приятель.
— Да. Послушайте, Фитч, мне нужно бежать. Я позвоню вам завтра. — Она вскочила и исчезла так же молниеносно, как появилась.
