побережье. Ну и осел в Сан-Франциско. А потом заболел.
— Почему же вы вернулись, раз так не любите этот город?
Адриан тяжело вздохнул, словно ответ требовал нескольких часов объяснений или у него вовсе не было ответа. Вытер пот со лба, но вспотел он не от жары и высокой влажности, а просто потому, что болен. Отпил глоток. А затем сказал:
— Сам до конца не понимаю. Последнее время я видел много смертей, слишком много смертей. И мне стала невыносима мысль о том, что меня похоронят где-то в холодном склепе в далеком городе. Может, это потому, что я южанин. Все мы рано или поздно возвращаемся домой.
— Что ж, в этом есть смысл.
— Ну и потом, если честно, у меня кончились деньги. Лекарства очень дорогие. Вот и понадобилась семья — вернее, ее средства. Есть и другие причины. Все очень сложно. Мне не хотелось… отягощать своих друзей созерцанием еще одной мучительной смерти.
— Но ведь вы собирались остаться в доме у родных, а не здесь, в Лоутауне?
— Поверьте, Эмпория, я предпочитаю находиться здесь. В Клэнтоне я никому не нужен. Несколько лет мне платили за то, чтобы я оставался как можно дальше. Меня лишили наследства, вычеркнули из всех завещаний, родные даже имени моего стараются не упоминать. Ну и я решил напоследок огорчить их. Приехал назло, чтобы заставить страдать. И заставить еще немного потратиться на меня.
По улице медленно проехал полицейский автомобиль. Эмпория и Адриан молчали. Когда машина скрылась из вида, Адриан отпил еще глоток и сказал:
— Хочу, чтобы вы знали самое важное, основу, так сказать. Я болен СПИДом вот уже три года, и осталось мне немного. Находиться рядом со мной не опасно. Эта болезнь по воздуху не передается, только через кровь. Так что с самого начала договоримся — никакого секса между нами не будет.
Эмпория так и покатилась со смеху; вскоре к ней присоединился и Адриан. Они хохотали долго, до слез, столик на крыльце ходил ходуном, они смеялись уже над собой — за то, что им так весело. Несколько соседей выглянули на улицу и какое-то время наблюдали за ними издали. Наконец, немного успокоившись, Эмпория сказала:
— У меня так давно не было секса, что я уже забыла, что это такое.
— Что ж, мисс Эмпория, позвольте заверить, у меня секса было предостаточно. Так много, что хватило бы и на вас, и на весь остальной Клэнтон. Но те славные деньки остались далеко позади.
— И у меня тоже.
— Вот и чудненько. Значит, будем держать себя в руках. Ну а что касается остального, есть ряд предосторожностей, которые следует соблюдать.
— Да, вчера приходила медсестра, объясняла, что к чему.
— Отлично. Постельное белье, посуда, еда, лекарства, правила купания. Речь шла об этом?
— Да.
Адриан закатал левый рукав, показал темное пятно, похожее на синяк, на сгибе локтя:
— Порой эти штуки вскрываются, и тогда я накладываю плотную повязку. Скажу, если такое опять случится.
— Но мы же вроде договорились не прикасаться друг к другу.
— Верно. Просто предупреждаю, на всякий случай, если не сможете себя контролировать.
Она снова усмехнулась, на этот раз — не слишком весело.
— Нет, серьезно, Эмпория, я безопасен.
— Понимаю.
— Уверен, что понимаете. Просто не хочется, чтобы вы боялись меня. Четыре дня я провел с так называемой семьей — вернее, с тем, что от нее осталось. И родные обращались со мной так, словно я источник радиации. Все люди в округе будут относиться ко мне точно так же. Я благодарен за то, что вы согласились заботиться обо мне, а потому не хочу, чтобы вы жили в постоянном страхе. Причем дальше будет хуже. Я и сейчас уже выгляжу как ходячий мертвец, а потом…
— Вы видели, что бывает с такими людьми, верно?
— О да, много раз. За последние пять лет потерял не меньше дюжины друзей. Это ужасно…
У Эмпории было много вопросов к нему — о болезни, об образе жизни, о его друзьях и так далее, — но она решила пока отложить их. Он выглядел неимоверно усталым.
— Идемте, я покажу вам дом.
И тут снова мимо медленно проехала полицейская машина. Адриан проводил ее глазами и спросил:
— Копы часто патрулируют эту улицу?
Да почти никогда, хотела ответить она. В Лоутауне есть и другие, куда менее благополучные районы, где дома не такие чистенькие, а жильцы — менее благонадежные. Там полно пьяниц, есть бильярдная, винный магазин, по углам вечно собираются компании безработных молодых людей. И полиция постоянно патрулирует эти улицы. Но она сказала:
— Да, время от времени заезжают.
Они вошли в дом и оказались в гостиной.
— Домик, как видите, небольшой, — сказала Эмпория таким тоном, точно хотела оправдаться. Ведь этот молодой человек вырос в прекрасном большом особняке, на тенистой улице. И вот теперь оказался в скромном старом коттедже, когда-то построенном отцом.
— Да он вдвое больше моей нью-йоркской квартиры, — заметил Адриан.
— Быть того не может.
— Я серьезно, Эмпория. У вас очень красиво и уютно. Я буду здесь счастлив.
Натертые до зеркального блеска деревянные полы. Мебель, элегантно расставленная вдоль стен. Окна отмыты до полной прозрачности. Во всех помещениях царил полный порядок, чувствовалась заботливая рука хозяйки. За гостиной — две небольшие спальни и кухня. У Адриана двуспальная кровать с металлическими спинками, занимавшая едва ли не половину комнаты. Дверка в крохотную ванную, а там, в углу, туалетный столик, маленький, как для ребенка. В окне — компактный кондиционер.
— Все прекрасно, Эмпория. И долго вы здесь живете?
— Гм… вот уже лет двадцать пять.
— Я рад, что этот славный домик скоро станет вашим.
— Я тоже, только давайте не будем спешить. Вы ведь устали, верно?
— Да.
— Хотите вздремнуть? Медсестра сказала, вам надо побольше спать.
— Вздремнуть? С удовольствием.
Она притворила за собой дверь, и в комнате воцарилась полная тишина.
Пока он спал, пришел сосед из дома напротив, уселся с Эмпорией на крыльце. Звали его Герман Грант, и по всему было видно, что он просто сгорает от любопытства.
— Что делает здесь этот белый парень? — спросил Грант.
Ответ у Эмпории был заготовлен заранее, она репетировала уже несколько дней и надеялась, что подобные вопросы и страх со временем отпадут сами собой.
— Это Адриан Кин, младший сын мистера Исаака Кина, и он очень болен. Я согласилась присматривать за ним.
— Если он так болен, почему не в больнице?
— У него такая болезнь, что в больнице ничем не помогут. Ему надо отдыхать и каждый день принимать целую гору лекарств.
— Так он, почитай, уже покойник?
— Может, и так, Герман. Скоро ему станет еще хуже, и он умрет. Печально все это.
— Рак, что ли?
— Нет, не рак.
— Тогда что?
— Это особая болезнь, Герман. Заразился он в Калифорнии.
— И все равно никак в толк не возьму.
— В мире много непонятного.
