— Но почему он живет с тобой, в этой части города?
— Я же говорила, Герман, что должна за ним ухаживать.
— Тебя заставили, потому что дом принадлежит им?
— Нет.
— Тогда, наверное, платят хорошо?
— Не твое это дело, Герман.
Он ушел, но не домой — затопал вперед по улице; и вскоре новость разнеслась по всей округе.
В кафе зашел шериф — поесть блинов, и был тут же атакован Делл.
— Просто не понимаю, почему ты не можешь отправить этого парня на карантин, — громко, чтобы слышали все, сказала она. Посетители обратились в слух.
— Так для этого требуется решение суда, Делл, — ответил шериф.
— Стало быть, этот парень может свободно разгуливать по городу, распространяя страшную заразу. Так, что ли?..
Шериф был человеком терпеливым, за долгие годы службы ему удалось уладить немало конфликтов.
— Мы живем в свободной стране, Делл. И можем разгуливать где угодно. Так записано в Конституции.
— Ну а если он всех тут перезаражает? Что ты тогда скажешь?
— Мы связывались с Департаментом здравоохранения. В прошлом году СПИД убил в Миссисипи семьдесят три человека, так что проблема им хорошо знакома. СПИД — это тебе не грипп. Им можно заразиться только через кровь и другие жидкости, что есть в организме.
В помещении повисла тишина. Делл и остальные посетители размышляли над тем, какие еще, кроме крови, жидкости, имеются в теле человека. Воспользовавшись паузой, шериф запихнул в рот изрядную порцию блинов. Долго жевал, а проглотив, заметил:
— Послушайте, никаких причин для тревоги нет. Мы держим ситуацию под контролем. Наблюдаем за ним. Нигде он не разгуливает, никого не беспокоит. Сидит себе на крылечке с Эмпорией, и все.
— Но я слышала, люди там очень недовольны.
— Ну мало ли что говорят.
В парикмахерской один из постоянных клиентов заметил:
— Вроде бы наши цветные там сильно возмущаются. Поговаривают, будто этот больной парень прячется в одном из старых домов своего покойного папаши, который тот сдавал внаем. Народ очень недоволен.
— Что ж, винить их нельзя. А ты что сказал бы, если бы он стал твоим соседом?
— Да я бы взял пушку и проследил за тем, чтобы он и задницы своей из-за забора не высовывал!
— Но ведь он никому ничего плохого не сделал. Из-за чего сыр-бор?
— Буквально вчера вечером я читал одну статью. И там предсказано, что скоро СПИД станет самой страшной болезнью в истории человечества. Он убьет миллионы, поначалу в Африке, потому как там каждый трахается с кем попало и как попало.
— А я-то думал, такое происходит только в Голливуде.
— Ну и там тоже. Калифорния — самый настоящий рассадник заразы. Заболевших СПИДом там больше, чем в любом другом штате.
— Вроде бы там Кин его и подцепил?
— Говорят, да.
— Трудно поверить, что в восемьдесят девятом СПИД добрался и до Клэнтона.
В здании окружного суда, в канцелярии, в центре внимания оказалась молодая дама по имени Бет, а все потому, что ее муж работал в городской полиции и как раз вчера его послали в рейд в Лоутаун, проверить, как там обстоят дела. Он проехал мимо маленького розового домика Эмпории Нестер, и слухи нашли свое подтверждение. Действительно, там на крыльце сидел неимоверно бледный и тощий белый молодой человек. Ни полицейский, ни его жена не были знакомы с Адрианом Кином, но так как полови на обитателей города бросились искать снимки выпускников местной средней школы, по рукам ходили групповые фото. А поскольку полицейского обучали быстро опознавать подозреваемых, он на все сто был уверен, что видел именно Адриана Кина.
— А почему это полиция следит за ним? — несколько раздраженно спросила Майра.
— Ну видишь ли, мой муж был там, потому что ему приказали, — сердито отрезала Бет.
— Но ведь это не преступление — заболеть, верно? — парировала Майра.
— Нет. Но полиция для того и существует, чтобы защищать народ, так или нет?
— Тогда выходит, что, если Адриан Кин не покидает дом, по-прежнему сидит на крыльце, все остальные могут считать, что они в безопасности? Достаточно следить за ним? Так, что ли, Бет?
— Я этого не говорила, так что нечего приписывать мне свои слова. Как-нибудь сама разберусь, что сказать.
Ну и далее в том же духе.
Проснулся он поздно и еще долго лежал в постели, глядя в белый потолок и задаваясь вопросом, сколько ему еще осталось. Потом снова спросил себя, почему оказался здесь. Впрочем, он и без того уже знал ответ. Он видел, как уходили многие его друзья, и несколько месяцев назад принял решение: не стоит отягощать своим видом и состоянием тех, кто еще жив и здоров. Куда легче распрощаться навсегда, торопливо чмокнув в щеку, обменявшись крепкими рукопожатиями, пока он еще способен на это.
Первая его ночь в розовом домике сопровождалась ставшими уже привычными приступами озноба, сильным потоотделением, сбивчивыми воспоминаниями и ночными кошмарами. Адриан ненадолго проваливался в сон, затем долго лежал с открытыми глазами, уставившись во тьму. Проснувшись, он чувствовал себя разбитым и знал, что усталость эта уже никогда не пройдет. Но вот наконец он встал с постели, оделся, потом посмотрел на лекарства. Более дюжины пузырьков с таблетками были выставлены в ряд, в том порядке, как велели принимать врачи. Первый прием включал восемь различных таблеток. Адриан закинул пригоршню в рот, запил водой. В течение дня ему придется вернуться сюда несколько раз. И все эти лекарства совершенно бесполезны, думал он, аккуратно завинчивая крышечки пузырьков. Таблетки не спасут его от смерти — таких препаратов еще не придумали, — просто они немного продлят жизнь. Да и это еще не факт. Так к чему усилия? Лекарства обходились в тысячу долларов в месяц, и семья весьма неохотно согласилась выдавать эти деньги. Двое друзей Адриана покончили с собой; эта мысль никогда не оставляла и его.
В доме было уже жарко, и он вспомнил детство — долгие, напоенные влажной жарой летние дни, по которым никогда не скучал в той, другой жизни.
А потом он услышал, как возится на кухне Эмпория, и пошел поздороваться.
Адриан не ел ни мясо, ни молочные продукты, так что Эмпории пришлось поставить на стол тарелку нарезанных ломтиками помидоров, свежих, только что с огорода. Странный завтрак, подумала она, но тетушка Леона велела кормить Адриана тем, что он хочет. И добавила при этом: «Слишком уж долго он отсутствовал». Потом Эмпория разлила по чашкам растворимый кофе с цикорием и с сахаром, и они вышли на крыльцо.
Эмпории хотелось знать о Нью-Йорке все — она много читала об этом городе, смотрела передачи по телевизору. Адриан, как мог, описал Нью-Йорк, рассказал о своей жизни там, о колледже, первой работе, о людных улицах и бесконечных витринах магазинов и лавочек, об этнических группах, населяющих мегаполис, о бурной ночной жизни. И тут возле дома остановилась пожилая женщина и окликнула:
— Привет, Эмпория!
— Доброе утро, Дорис. Заходи, посидим вместе.
Дорис не колебалась. Эмпория познакомила ее с Адрианом, они обошлись без рукопожатий. Дорис оказалась женой Германа Гранта и самой близкой подругой Эмпории; жили они напротив, через улицу. Если женщина и нервничала, общаясь с Адрианом, то виду не подавала. Через несколько минут соседки принялись обсуждать нового священника: этот человек им, похоже, не слишком нравился, — а потом перешли к сплетням, ходившим среди прихожан. И на какое-то время напрочь забыли об Адриане, а тот
