— Не знаю, особо не присматривался. Предпочитаю пиво.
— И все-таки сколько?
— Ну, «Бунс фарм» обойдется вам в четыре бакса за бутылку.
Адриан достал пачку денег из правого кармана брюк.
— Ладно, забудем о вине. Просто купи мне самую дорогую бутылку текилы, которая найдется в этом магазине, ясно?
— Как скажете.
— А себе можешь взять упаковку пива из шести банок. Сдачу принесешь мне. — Андриан протянул деньги, но Карвер словно окаменел. Переводил взгляд с денег на Адриана и обратно, затем беспомощно взглянул на Эмпорию. — Все нормально, — сказал Адриан. — Через деньги заразиться нельзя.
Но Карвер по-прежнему стоял неподвижно, просто не в силах заставить себя протянуть руку и взять деньги.
— Тебе нечего бояться, Карвер, — вмешалась Эмпория, в которой проснулось желание помочь своему подопечному. — Ты уж мне поверь.
— Клянусь, с тобой все будет в порядке, — добавил Адриан.
Но Карвер покачал головой, затем попятился, бормоча:
— Вы уж извините.
Вскоре Карвер скрылся во тьме. Провожая его взглядом, Адриан убрал деньги в карман. А потом вдруг ощутил страшную слабость в ногах, ему захотелось сесть. Он медленно опустился на верхнюю ступеньку, привалился головой к перилам и довольно долго молчал. Эмпория потопталась на крыльце и ушла в дом.
Вскоре она вернулась на крыльцо и спросила:
— А как пишется эта твоя текила, с одним «л» или с двумя?
— Все, проехали, Эмпория.
— И все-таки с одним или двумя? — Она протиснулась мимо него, сошла по ступенькам, остановилась на дорожке перед домом.
— Нет, Эмпория, пожалуйста, не надо. Мне уже расхотелось пить.
— Думаю, все же с одним, правильно? — С этими словами она вышла из калитки в старых белых домашних шлепанцах и с удивительной для нее прытью зашагала по улице.
— С одним «л»! — крикнул ей вдогонку Адриан.
— Так и знала! — послышался ответ издалека.
Зачастую слухи оказываются абсолютно лживыми, и фабрикуют их те, кому просто нравится наблюдать, как ложь расползается по городу, или же те, кто находит особое удовольствие в создании атмосферы всеобщего замешательства и тревоги.
Последние принялись за свое грязное дело на втором этаже здания суда, в канцелярии, где на протяжении дня приходят и уходят, сменяя друг друга, адвокаты. Будьте уверены: если группа юристов соберется обсудить документ на право собственности, без слухов и сплетен никак не обойтись. И поскольку семейство Кин находилось в ту пору под самым пристальным вниманием общественности, вполне естественно, что все юристы принимали активное участие в дискуссии. Один из них, что тоже вполне естественно, и заварил эту кашу.
Из всех спонтанно возникших слухов превалировал один, главный: денег у Адриана Кина куда больше, чем все считали, поскольку его дед еще до рождения Адриана составил весьма запутанный трастовый договор. Суть договора сводилась к тому, что в день сорокалетия Адриан должен был получить весьма внушительную сумму. Существовала и оговорка: если внуку не удастся дожить до сорока лет, права наследования передавались им любому третьему лицу по его выбору — через завещание или последнее волеизъявление. Существовал в этом слухе и положительный момент: поговаривали, будто бы Адриан нанял некоего юриста, вместе с которым и составил завещание. И деньги должны были отойти к: а) Эмпории Нестер, б) адвокатам, защищающим интересы некой радикальной группы геев, борющихся за свои права в Тьюпело, в) близкому другу из Сан-Франциско и, наконец, г) — вся сумма предназначалась для создания фонда для обучения в колледже чернокожих студентов. Вот и выбирайте сами.
Запомнить все это было сложно, и слух не получил широкого распространения, рухнул, если так можно выразиться, под собственной тяжестью. Ну, когда, к примеру, люди перешептываются о том, что видели кого-то с чужой женой, — это одно дело: слух прост, хорошо распространяем, легко усваивается. Но большинство граждан имеют самое слабое представление о трастовых сделках, правах наследования и прочих хитростях, изобретенных юристами, а потому подобные детали создают еще большую неразбериху, чем обычно. Ко времени когда Делл закончила пересказывать эту сплетню в кафе, получалось, что парень унаследовал огромное состояние, из которого Эмпории причиталась большая часть, а семья готовилась подать иск в суд.
И лишь в парикмахерской прозвучал голос здравого смысла:
— Если он получил такие деньжищи, почему тогда помирает в старой хижине на окраине?
Тут начались споры о том, сколько именно денег имеется у Адриана. Большинство сошлись во мнении, что не много, но он рассчитывает на наследство по трастовому договору, составленному дедом. Нашелся один храбрец, который тут же высмеял остальных и заявил, что все это чушь собачья. Он уверял, что ему доподлинно известно: все члены клана Кина бедны как церковные мыши.
— Вы посмотрите на их старый дом, — предложил он. — Они слишком бедны, чтобы покрасить его, и слишком горды, чтобы побелить.
В конце июня стало еще жарче, и Адриан отсиживался в основном в своей комнате, под надрывно гудящим кондиционером, проку от которого почти не было. Приступы лихорадки участились, и он просто не мог сидеть на крыльце в удушающей жаре. В комнате Адриан находился в одном нижнем белье, и оно намокало от пота, хоть выжимай. Он читал Фолкнера и писал десятки писем друзьям из той, другой жизни. Остальное время проходило в полудреме. Раз в три дня к нему заглядывала медсестра — для быстрого осмотра и пополнения запаса лекарств; впрочем, теперь все таблетки он спускал в унитаз.
Эмпория просто из кожи лезла вон, желая хоть немного подкормить Адриана, но аппетита у него не было. А поскольку ей никогда не доводилось готовить на семью, опыта поварихе явно не хватало. В маленьком огороде произрастало достаточно томатов, кабачков, фасоли, бобов и дынь, так что самой ей всего хватало. И Адриан старательно делал вид, будто ему нравятся овощные блюда, которые она щедрой рукой наваливала на тарелку. Она уговорила его есть кукурузный хлеб, хотя в тесто входило масло, молоко и яйца. Она еще ни разу в жизни не встречала человека, который бы отказывался от мяса, рыбы, цыплят и молочных продуктов. Как-то раз она даже спросила:
— А что, все люди в Калифорнии вот так едят?
— Нет. Но вегетарианцев много.
— Но вы же небось не на одних овощах выросли?
— Давайте не будем обсуждать, как я рос, Эмпория. Мое детство можно назвать сущим кошмаром.
Она накрывала на стол три раза в день, время выбирал он сам, и они подолгу засиживались за едой. Адриан знал: для него очень важно правильное полноценное питание — и старался есть сколько мог. Однако прошло уже две недели, а он все продолжал терять вес.
Как-то раз во время ленча позвонил священник. К телефону, висевшему на стене в кухне, как всегда, подошла Эмпория. Адриану, конечно, тоже разрешалось пользоваться телефоном, но делал он это крайне редко. В Клэнтоне звонить ему было просто некому. Он никогда не звонил родным, а они не звонили ему. Оставалось несколько друзей в Сан-Франциско, но слышать их голоса ему не хотелось.
— Добрый день, ваше преподобие, — ответила Эмпория, затем зашла за угол и протянула шнур, на сколько хватало длины. Говорили они недолго, и Эмпория, уже собираясь повесить трубку, сказала: — Ладно. Значит, увидимся в три.
— Как поживает его преподобие? — осведомился Адриан.
— Думаю, прекрасно.
— Он что, придет к нам в три?
