— Нет. Я зайду в церковь. Он хочет со мной о чем-то поговорить.
— Интересно, о чем это?
— Больно уж любопытным вы стали в последнее время.
— Послушайте, Эмпория, я живу здесь вот уже две недели. И прекрасно понимаю, что совать нос в чужие дела неприлично. Но ведь это же почти невежливо — хоть немного не полюбопытствовать. К тому же геи более болтливые, чем нормальные люди. Вы это знали?
— Сроду о таком не слыхивала.
— Но это так. Доказанный факт. Так почему бы его преподобию не зайти самому? Ведь в том и состоит его работа — звонить прихожанам, навещать паству, знакомиться с новоприбывшими, разве не так? Я видел его три дня назад, он стоял на крыльце и беседовал с Дорис и Германом. И все время оглядывался на наш домик, точно опасался, что может подхватить заразу. Ведь вам он тоже не нравится, верно?
— Второй нравится больше.
— Мне тоже. И я не пойду с вами в церковь, Эмпория, так что не просите.
— Всего два раза и просила.
— Да, и я сказал: спасибо, не надо. Очень мило с вашей стороны, но я не имел и не имею намерения идти в эту церковь, равно как и в какую-либо другую. Не уверен, что мне там будут рады.
Она промолчала.
— Знаете, накануне ночью мне снился сон. Идет служба в церкви, белой церкви, здесь, в Клэнтоне. Ну, одна из тех служб, когда люди падают, катаются по проходам, теряют сознание, хор во всю глотку поет «Соберемся мы у реки», а священник за алтарем умоляет всех грешников выйти, покаяться и получить прощение. Ну, вам знакома эта картина.
— Да у нас каждое воскресенье так.
— И тут я вхожу в дверь, одетый во все белое, и выгляжу еще хуже, чем сейчас. Ну и иду по проходу к священнику. У него на лице написан такой ужас, что словами не выразить. Хор замолкает на полуслове. Все точно окаменели, а я продолжаю идти по проходу, долго-долго. И тут кто-то кричит: «Это он! Тот самый парень со СПИДом!» А все остальные как заорут: «Бегите! Бегите!» И тут начинается сущий ад. Паническое бегство. Матери хватают детей. Я продолжаю идти по проходу. Мужчины выпрыгивают из окон. А я все иду. И огромные женщины из хора в золотых одеяниях падают на свои толстые задницы и тоже пытаются выбраться из храма. А я иду к священнику и вот наконец подхожу, протягиваю ему руку. Но он не двигается. И молчит. Церковь опустела, не слышно ни звука. — Адриан отпил глоток чаю, вытер вспотевший лоб.
— А дальше что? Что было дальше?
— Не знаю. Я проснулся. А потом долго смеялся. Сны бывают такими реальными. Наверное, и грешники тоже все разбежались.
— В Библии по-другому сказано.
— Спасибо, Эмпория. И за обед спасибо. А теперь мне надо прилечь.
В три часа дня Эмпория встретилась с преподобным Байлером в кабинете при церкви. Встреча в таком месте всегда предполагает неприятности, и после обычного обмена любезностями преподобный сразу перешел к делу:
— Говорят, будто вас видели в винном магазине Вилли Рея.
Но Эмпория была готова к этому вопросу, так что сразу ответила:
— Мне стукнуло семьдесят пять. Я на целых тридцать лет старше вас, и если мне надо купить лекарство для друга, спрашивать никого не буду. Иду и покупаю.
— Лекарство?
— Да, так он это называет. А я обещала его родным следить за приемом лекарств.
— Называйте это как хотите, Эмпория, но людей старшего возраста расстроил этот факт. Одну из наших уважаемых пожилых дам видят в винном магазине. Какой пример вы подаете молодежи?
— Я сделала то, что должна была.
— Поговаривают, будто вы приглашали его помолиться с нами.
«Спасибо тебе, Дорис», — подумала Эмпория, но произносить этого вслух не стала. Дорис была единственным человеком, кому она рассказала, что звала Адриана в церковь.
— Я каждого приглашаю помолиться вместе с нами, преподобный. Ведь именно этого вы хотите. Так записано в Библии.
— Ну, тут несколько другое…
— Не беспокойтесь. Он не придет.
— Слава Богу. Возмездие за грехи — это смерть, Эмпория. Молодой человек расплачивается за свои грехи.
— Да, расплачивается.
— Ну а вам ничто не угрожает, Эмпория? Болезнь быстро распространяется по стране, по всему миру. Она чрезвычайно заразна, и если уж быть до конца откровенным, община очень о вас беспокоится. Почему вы пошли на такой риск? Зачем это вам? Совсем на вас не похоже.
— Медсестра сказала, что мне ничто не грозит. Я содержу его в чистоте, он сыт и спокоен, даю лекарства, стираю его вещи в резиновых перчатках. Вирус передается через секс и кровь, того и другого мы избегаем. — Она улыбнулась. Священник — нет.
Он выложил руки на стол, сложив ладони, — жестом, исполненным благочестия. Лицо сохраняло самое суровое выражение.
— Кое-кто из прихожан вас просто боится.
Эмпория ожидала чего угодно, но только не этого, а потом, когда до нее дошел смысл этих слов, лишилась дара речи.
— Ну подумайте сами. Вы прикасаетесь к тем же вещам, что и он. Дышите одним воздухом, едите одну и ту же еду, пьете ту же воду и чай, и бог еще знает что еще. Вы стираете его одежду, нижнее и постельное белье, пусть даже в резиновых перчатках. Неужели один этот факт не говорит о том, насколько опасен вирус, а, Эмпория? А потом вы несете микробы сюда, в Божью обитель.
— Я не заразна, ваше преподобие. Точно знаю.
— Может, и так, но со стороны виднее. И ваши братья и сестры считают, что вы просто сошли с ума, раз согласились на такое. И они боятся.
— Но кто-то же должен о нем заботиться.
— Он из богатой белой семьи, Эмпория. Пусть они сами думают.
— У него никого больше нет.
— Не будем спорить. Меня больше беспокоит церковь.
— Это и моя церковь тоже. Была моей еще до того, как вы здесь появились, и вот теперь вы меня гоните?
— Просто хочу, чтобы вы на какое-то время перестали посещать службы. Пока он не скончается.
Шли минуты, Эмпория молчала. С глазами, полными слез, и высоко поднятой головой она смотрела в окно, на трепещущую под ветром листву. Байлер сидел неподвижно и рассматривал свои руки. Но вот она поднялась и сказала:
— Тогда давайте назовем это отсутствием по уважительной причине, ваше преподобие. Начнем прямо сейчас, и когда все будет кончено, я сама решу, стоит ли мне возвращаться сюда. И еще: я буду ходить к Вилли когда угодно и сколько угодно, и вы с вашими жалкими шпионами можете сплетничать обо мне, пока не лопнете.
Он проводил ее до двери.
— Ну, не надо воспринимать все чересчур болезненно, Эмпория. Мы вас любим.
— Ага. Так и чувствую эту любовь.
— И мы будем молиться за вас. И за него.
— Уверена: он запрыгает от радости, услышав это.
Фред Мейз было единственное знакомое Адриану имя адвоката в справочнике «Желтые страницы». Адриан коротко переговорил с ним по телефону, затем направил пространное письмо. И вот в пятницу, ровно в четыре дня, автомобиль, в котором сидели Мейз и его секретарша, припарковался у розового
