Я отпер дверь сам. Настасья трудилась над каким-то документом. Прицепленный к халатику значок указывал, что она на вахте.
– Привет, – сказал я, делая жест рукой, чтобы жена не вставала мне навстречу. – Извини. Ты работай. Насчет ужина сам чего-нибудь соображу.
– Молодец, что вернулся. Погоди, ты мне нужен… – Затуманенным взором Настасья блуждала по дебрям канцелярита на экране. – Как лучше назвать нечто обязательно присущее чему-то? Из башки вылетело.
– Имманентный атрибут.
– Н-ну, это как-то не по-людски. Я же не диссертацию пишу.
– А тебе посконное надобно?
– Не совсем, но как бы… Понимаешь?
– Завсегдашний атрибут, – предложил я. – Или имманентный причиндал.
– Да ну тебя!
Я не могу читать служебные документы, что циркулируют в том департаменте, где служит моя супруга, – и совсем не потому, что не имею допуска (хотя как раз не имею). Просто у меня от этих текстов зубная боль.
– Отдохни хоть часок, – посоветовал я. – Сходи погуляй, погода что надо. Солнышко светит, в кустах птицы надрываются. Вернешься и сразу сообразишь.
– Некогда.
– Ты не поверишь – мне тоже.
Зря я это сказал. Женщину надо долго дрессировать, прежде чем ее реакция на самые обыкновенные слова станет адекватной. Ну что, казалось бы, тут такого – оба заняты. Ну и не надо мешать друг другу!
– Так… – сказала Настасья. – Узнаю? Пяткина. Трое суток отсутствовал, вернулся – и сразу ему некогда!
– А что? В чем проблема-то?
Она поднялась со стула и уперла руки в боки.
– Мне отцепить значок – или так со мной поговоришь?
– Пожалуйста, – сказал я. – Только я думал, что уже все полезное тебе сказал. Насчет прогулки.
– Я тебе что, собачка? – вспыхнула Настасья. – Или мебель?
Никогда не слыхал, чтобы мебель делала моцион, но что спорить с женщиной, тем паче беременной? Неумное это занятие.
– Ты мне жена. Любимая, между прочим! И единственная: Устав не одобряет гаремов.
Она сразу смягчилась. Удивительным образом действуют на некоторых банальности! Я ведь и вправду люблю мою Настасью и с не меньшим нетерпением жду нашего первенца. Надо еще говорить об этом! Как будто и так не ясно.
А вот выходит, что нет. Странно.
И я задвинул все проблемы в ближний регистр памяти. Прошло четверть часа. Не ваше дело, чем мы занимались. Я груб? Возможно. Упускаю случай привлечь дополнительное внимание к моему рассказу? Что ж, не стану спорить. Но только это действительно не ваше дело и никак вас не касается, уж не обижайтесь.
– Пяткин, – сказала мне жена, хоть и знала, что я терпеть не могу, когда она называет меня по фамилии, – а ты все-таки человек…
Я фыркнул.
– Поздравляю тебя с этим открытием!
– Нет, серьезно. Я начала думать – машина. Хорошо смазанный агрегат большого механизма.
– Если честно, то плохо смазанный. Или некондиционный.
– М-м? – чутко отреагировала жена. Все-таки по части интуиции мы всегда будем проигрывать женщинам. – У тебя что, проблемы? В глаза смотри. Ты опять ввязался в какую-нибудь историю?
– Ерунда, справлюсь. – Я пренебрежительно махнул рукой, но, конечно, Настасью не обманул.
– Я так и знала!
– Что ты могла знать?
– Не «что», а «кого»! Тебя. С тобой не соскучишься: то одна неприятность, то другая…
– Жизнь – это борьба, – изрек я. – Естественное занятие мужчины. А что есть женщина?
– Ну-ну, просвети меня, – сказала Настасья. – Вдруг я не знаю?
– Знаешь. Сохраняющее начало. Фиксатор. Тыл. Мужчина добывает мамонта и падает с кручи, пытаясь дотянуться до куска обсидиана, годного на поделки…
– Воюет, – поддела жена. – Сам шею не сломит, с кручи твоей упав, так сделает из того обсидиана наконечник копья и проткнет кому-нибудь живот…
– Ну и проткнет… Не перебивай! Главное – что? Мужчина добывает, женщина – сохраняет. И цивилизует, между прочим! Да-да, я не зазнался. Без вас мы в два счета впадем в скотство. Но дай вам волю и власть с толикой комфорта – и мы перестанем двигаться вперед. А зачем? И так ведь хорошо. Уют, дети, спокойствие, маленькие житейские радости. А только это всегда плохо кончалось, что какой-нибудь древний Чатал-Гуюк возьми, что Советский Союз! Размывается цель, нет смысла переть вперед, надрываясь под тяжестью ноши, незачем крушить препятствия перед собой – и все рушится. По-разному, но рушится обязательно. Хорошая перспектива для Экипажа? Нет, ты скажи, это для нас?
– Цель, значит… – вроде бы раздумчиво проговорила Настасья, но не провела меня, Я знал: сейчас она врежет. – Ну и какая у Экипажа цель, кроме поддержания дисциплины и работ по благоустройству отсеков? Куда Экипаж ведет свой корабль?
– Я думал, ты знаешь… В точку, находящуюся в созвездии Геркулеса вблизи границы с созвездием Лиры. Апекс Солнца…
– Угу. А
– Конечную цель я как раз знаю, – возразил я. – Освоение Галактики. Превращение человечества в доминирующую форму живой материи – хотя бы для начала в пределах Млечного Пути. Задача на ближайшую тысячу, тире, десять тысяч лет. Извини, с курсом движения корабля эта цель никак не связана, ну да и ладно. Не больно-то и хотелось.
– Летим туда, не знаю куда, – усмехнулась жена. – То есть знаем куда, но не знаем, зачем именно туда. Так?
– Тебя учили, что путь к достижению цели бывает важнее самой цели?
– Меня много чему учили…
– А ты не наблюдала, что в Экипаже даже самому унылому меланхолику жить хочется?
– Не наблюдала.
– А я…
– И ты не наблюдал. С чем ты можешь сравнить то, что тебе видно сейчас? Тебе что, семьдесят лет? Ты лично помнишь доэкипажные времена?
– Ну, лично не лично, а по документам той эпохи…
– Историк! – насмешливо сказала жена. – Помог бы мне хоть иногда в работе, раз уж ты такой гуманитарий!
– Я не историк. А гуманитарием ты меня больше не обзывай, это грязное ругательство. Какой я тебе гуманитарий?
– Что-что?
– А то! Кстати, насчет меланхоликов – посмотри суицидальную статистику, она не секретная.
– И ты ей веришь?
– Верю, – сказал я убежденно. – Не вижу причины врать в таких вещах. Люди не слепые.
Настасья замолчала, но вид ее говорил: «Переспорить ты меня, конечно, можешь, но убедить – это дудки». Знаю я эти женские штучки и терпеть их не могу. Взялась спорить, так либо защищай свою позицию до конца, либо честно признай поражение. Мало ли, что я напорист и очень не люблю проигрывать! И что? Или развивай в себе те же качества, или вообще не лезь в спор с тем, кто умнее.
Только минут через десять до меня дошло, что я зря нервирую жену, – в ее положении нужен душевный покой, щадящие нагрузки и радостные эмоции.
