на соплях? Пятый? Десятый?
– Первый.
– Я так и думал. Необыкновенное – рядом. Если в распоряжении ваших коллег имеются такие возможности, то, возможно, и астероиды…
– Стойте! – прервал меня Магазинер. – Остановитесь. Достаточно ли вам моего слова: чужие действительно существуют?
– Нет.
Он вздохнул.
– И все же вам придется на время удовлетвориться моими заверениями. Чужие существуют. Мы не одни во Вселенной. Мы знаем это твердо. И вы узнаете… когда увидите все сами.
28. Чтение
Пассажиры, как и грузы, делятся на две основные разновидности: срочные и не очень. Фрола и двух его сокурсников, следующих на летнюю практику в Тянь-Шаньскую астрофизическую обсерваторию, причислили к несрочным. На вторые сутки пути, когда в вагоне сломался кондиционер, Фрол уверился: тот, кто определил его в пассажиры малой скорости, отказав в авиабилете, – бездушный чинуша, сукин сын и личный враг.
Поезд шел через казахские степи. Полвека назад сказали бы – летел, как на крыльях, пожирая пространство. Но как бы он ни спешил, все равно не мог остудить о воздух свои раскаленные бока. Где ж это видано – остужать горячее горячим? А солнце, еще не добравшееся до верхней точки, уже жгло вовсю, обещая превратить в сущий кошмар всю вторую половину дня и часть ночи в придачу.
– Плюс тридцать три, – констатировал рыжий лопоухий Феоктист Петров по прозвищу Коллайдер. – Два градуса за час прибавилось. Сходить, что ли, к проводнику?
Никто не отозвался. Хочешь – иди, ругайся, грози, обещай подать законную жалобу, а толку не будет. Сломавшийся вчера кондиционер проводник все равно не починит, и никто его не починит до тех пор, пока вагон, докатив до конечного пункта следования, не попадет в лапы ремонтников. Так что проводник будет извиняться, просить не писать жалоб и клясться, что врубил вентиляцию на полную катушку, а больше что он в силах сделать? Ничего. И поломка-то, наверное, ерундовая – а в просьбе троих студентов-физиков позволить им покопаться в кондиционере отказал категорически. И снова откажет. Правильно, в общем- то…
– Посчитать, что ли, сколько градусов будет тут к вечеру? – неуверенно проговорил Коллайдер.
– Ну и посчитай, – сказал ему Фрол. – Уравнения теплопередачи тебе напомнить? Нет? Тогда считай. Параметры сам сообразишь. Солнечную постоянную не забыл еще?
– Сам такой, – лениво отозвался Коллайдер.
Даже не обиделся. Типичный северянин одобряет жару в бане, если поблизости есть бассейн с ледяной водой или, еще лучше, прорубь, а при медленном томлении в духовом шкафу являет собой жалкое зрелище. Шевелиться – лень. Идти ругаться с проводником – лень. Считать – тоже лень. Думать – лень.
И чем думать? Ватой, что замещает северянину перегретые мозги?
– Сходи в соседний вагон, – подал с верхней полки голос Питирим Елисеев, иначе – Тиря. – Там прохладно.
– Одеваться лень, – со стоном отозвался Коллайдер.
Все трое валялись на полках нагишом. Простыни под ними взмокли от пота. Ехали втроем, четвертого пассажира в купе не было.
– Мне отец рассказывал, – сказал после длинной паузы Тиря, – что когда-то были такие вагоны, что можно было окно открыть. Неплохо было бы…
Коллайдер только промычал жалостливо.
Фрол оторвался от толстой монографии «Нестационарные процессы в космических средах» профессора Минькина и молвил:
– Есть способ.
– Окно открыть? – оживился Тиря. – Разбить, что ли?
– Не окно открыть, – пояснил Фрол. – Есть способ не чувствовать жары.
– Да ну! И какой же?
– Читать.
Тиря фыркнул. Коллайдер попытался глумливо хохотнуть, но смог лишь застонать.
– Ты вроде и так всю дорогу Минькина читаешь…
– Объясняю для непонятливых, – терпеливо сказал Фрол. – Есть такая древняя хохма: писатель роняет портфель, в нем стеклянно звякает. Он смущается и говорит: «Ах, рукописи упали!» Вот я и предлагаю почитать рукописи.
– А! – прозрел Тиря. – Так бы и сказал. А поможет?
– Смотря сколько прочесть, – авторитетно заявил Фрол. – Нам нужно довести себя до той кондиции, когда отключатся тепловые рецепторы. Одной рукописи на троих точно не хватит. Две – еще туда-сюда. Для начала. У вас есть?
Конечно, у них было. Может ли студент быть трезвенником в компании себе подобных? Может, если он желторотый первокурсник. Во всех остальных случаях студент, не запасшийся на дальнюю дорогу спиртным, – это нонсенс. Так было в Сорбонне во времена Крестовых походов, так было в Германии XVIII века, так было всегда и везде. В веселом городе Марбурге горожане относились в целом терпимо к пьяным выходкам буршей, понимая, может быть: кто в юности не перебесился, тот опасен. Пусть пьют, пусть бесятся, пусть дуэлируют, пусть даже гоняются со шпагой за кредиторами, как это делал Виноградов, – лишь бы не покушались на основы. Экипаж к буйству относился строже, но пить не мешал.
Коллайдер пошуровал в сумке и достал бутылку водки. Тиря покопался наверху и выудил еще одну.
– Теплая, – со страдальческой гримасой признался он.
– И это все? – саркастически молвил Фрол. – Больше нету?
– У меня нет.
– У меня тоже.
– Дилетанты, – сказал Фрол. – Я взял три и то думал: не хватит. Теперь вижу: точно не хватит… Тиря, слез бы ты, а? И закусь тащи, если есть.
Он тоже выудил свои «рукописи» и банку маринованных подосиновиков – мамин гостинец. На столике в купе стало тесно.
– Все разные, – присмотревшись к бутылкам, раздумчиво произнес Коллайдер. – С которой начнем чтение? С этой вот?
– Давай с этой. Разливай.
– Теплая… Грибы сразу открой, а то как бы обратно не полезло.
– У меня минералка есть…
Беззвучно чокнулись пластмассовыми кружками, выпили.
– М-м…
– Дай грибка.
– Как называется? – Фрол повернул к себе «рукопись». – «Слеза Севера», гм. Ну что ж, думаю, что выскажу общее мнение: перед нами молодой, подающий надежды автор. Рекомендовать.
Коллайдер и Тиря заржали.
– Повторим?
– Не, давай другую рукопись. Устроим творческое состязание.
Вторая пошла куда хуже. Тиря присосался к минералке, Коллайдер зажал обеими руками рот и содрогался, пытаясь обуздать рвотные позывы.
– Графоман, – с отвращением вынес вердикт Фрол. – Уберите.
Выдержали паузу, а перед третьей «рукописью» еще раз вернулись к «Слезе» и вновь одобрили литературное дарование писателя. Спустя полчаса никто уже не жаловался на жару. Пот на разгоряченных телах высох и больше не появлялся.
А еще через час, когда две «рукописи» были уже прочитаны от корки до корки и начата третья, в купе
