разгорелся диспут. Спорщики не хватали друг друга за грудки только потому, что не за что было схватить.
– Тихо, Фрол! – тщетно призывал Коллайдер. – Хорош орать на весь вагон. Ну что Минькин? Скажешь, идеей Тири попользовался? Попользовался. И моими идеями пользовался, и ссылки не давал. А на что ссылку-то давать? Была бы хоть статья в приличном журнале, а то студенческие экзерсисы, тяп-ляп… Кто о них слыхал? И потом, кто Минькин, а кто мы? У тебя ведь он ничего не тащил, верно я говорю?
– Попробовал бы он!.. – рычал Фрол.
– Глупо, – убеждал Коллайдер, а Тиря, поддакивая, кивал всем торсом, как метроном, и временами останавливал волевым усилием инерцию туловища, дабы не своротить столик. – Ну глупо же. Ты ему помоги чуток, и он тебе впоследствии поможет. В сущности, он неплохой мужик, и карьеру под ним сделать хорошо…
– А я не шлюха, чтобы под кем-то карьеру делать! – выплевывал слова Фрол, вращая красными глазами. – Сука ваш Минькин, и ведет себя по-сучьи… И вы оба не лучше! Оба суки! На, получи!..
Тиря, оказывается, не вполне начитался – успел повиснуть на руке, и только потому кулак Фрола не впечатался в переносицу Коллайдера. Какое-то время все трое шумно возились в проходе между полками.
Нет, они не подрались, и Фрол, успокоившись, признал, что был не прав по форме, но не по сути. Приходил проводник, обещал вызвать полицию, но не вызвал.
Поезд шел через казахские степи. Три голых дегустатора продолжали знакомство с «рукописями». Последней в ход пошла та, графоманская, и надо же – показалась приемлемой. Фрол пил, прилипал иногда носом к окну, любопытствуя, не показались ли вдали горы, и даже поддерживал разговор, не касавшийся уже темы профессора-плагиатора. Он понял: эти двое не стоили его внимания. Неплохие мозги при заурядной личности – это бывает. Тысячу раз он видел таких мнивших о себе, что они ловкачи, и всякий раз они проигрывали в финале. Лебезя перед Шумахером или Таубертом, они часто добивались благополучия, а на что оно? Пожертвовать интересным делом и интересной жизнью, чтобы дураки завидовали? Умный-то не позавидует… Стань таким, как они, и начнешь бояться лишиться после какой-нибудь оплошности всего, чего достиг: денег, положения в обществе, власти – и страх сожрет тебя. Кто боязлив, тот не живет по- настоящему. В прошлой жизни Михайло не раз расправлялся с такого рода людишками кулаками, шпагой или острым словцом – теперь не желал тратить на них времени. Они неистребимы, они всегда будут. И пес с ними до тех пор, пока не мешают.
Все-таки помешали. То ли кто-то из «читателей рукописей» донес Минькину, то ли сам Минькин не пожелал терпеть возле себя такого фрукта, как Фрол Пяткин, но только об аспирантуре речь даже не шла. В приличных обсерваториях и институтах не было вакансий. Знакомый рекомендовал его в свою контору младшим научным сотрудником. После серьезной проверки Фрол получил допуск и был взят в проект «Клещ» в качестве математика…
Не то! Не то! Где поиск внедренных в Экипаж агентов, а где божественная космология! Неся службу добросовестно, временами удивляя начальство оригинальными идеями, Фрол мечтал совсем о другом.
И знал: прямые дороги – не для него. Хочется, а не выйдет.
А для кого они, прямые дороги? И куда приведут?
29. Чужой
Памела Дэвисон выразилась кратко: «Конечно, это касается всех. Поэтому лучше сделать вид, что это никого не касается».
Сразу было видно, что по этой железнодорожной колее поезда ходят нечасто, но все же иногда это случается. Рабочая сторона головок рельсов не блестела на неярком осеннем солнце, но и не рыжела нетронутой ржавой коркой, старые шпалы пока еще не нуждались в срочной замене, стыки не разболтались, а пожухлым сорнякам, там и сям укоренившимся на щебне, и подобравшимся к невысокой насыпи кустам не светило в перспективе ничего хорошего. За этой однопуткой следили явно лучше, чем за любой другой веткой, где нет регулярного движения, а есть лишь эпизодическое.
«Есть высокая гора, в ней глубокая нора» – моментально пришли мне на ум известные строки, когда я увидел сопку. Большая, но в общем обыкновенная, не самая высокая в этой части Северного Урала и не самая живописная, меньшей частью голая, а большей – поросшая хвойным лесом, она ничем не выделялась среди десятков ей подобных. Горушка как горушка, не кочка, но и не Эверест. Зато в сопке выделялась нора, куда уходила железнодорожная колея. Довольно крутой в этом месте склон, скалящий кое-где гранитные зубы, был снабжен у подножия неким подобием бетонного тамбура – надо полагать, в виде страховки от обвалов, и солидная монументальность сего сооружения напоминала о фортах Кенигсберга и бункерах тиранов прошлого века. Особенно впечатляли стальные ворота – думаю, их не пробил бы и тяжелый локомотив, несущийся полным ходом. Догадываться о причинах такой капитальности не было нужды – огромный трехлепестковый знак радиационной опасности говорил сам за себя. Это был уже не первый знак на нашем пути – первый украшал ворота, ведущие в запретную зону, где дотошная охрана продержала нас перед колючкой битых полчаса.
Закрытый объект номер такой-то – сколько их разбросано по всем отсекам Корабля! Тысячи, наверное. Они безобразны на вид, они опасны, они находятся в зримом диссонансе с дружелюбной, светлой, празднично-рабочей атмосферой Экипажа, и они, увы, неизбежны, как все на свете свалки и выгребные ямы. К счастью, наша планета все еще достаточно велика, чтобы разделять в пространстве места для жизни людей и места для хранения отходов цивилизации. Горы. Пустыни. Тундра. Подальше от человеческих муравейников, поглубже в землю. Одно нехорошо: если очередной астероид свалится как раз на такое вот хранилище радиоактивных отходов, как здесь, будет беда. От космических ударов подобной силы нет пассивной защиты. Не спасут ни горы, ни глубокие шахты.
Хорошо еще, что после примерно десятого астероидного удара Экипаж отказался от АЭС! Их начали понемногу закрывать, начав, как водится, с самых старых и менее защищенных, однако и новым, буквально только что вступившим в строй, не дали выработать весь ресурс. Тем не менее предпоследняя АЭС была закрыта лишь полгода назад, а последняя, как я знал, еще работала. То ли стратегия расчетного риска оправдала себя, то ли чужие – что похоже на правду – и впрямь тщательно дозировали воздействие на Экипаж, но ядерного Армагеддона не случилось.
А могильники остались – куда ж их девать? Лишь перестали возникать новые и наполняться старые. Термоядерная энергетика не производит радиоактивной грязи; даже если астероид угодит точно в реактор, то и тогда не произойдет ничего глобального.
Автомотриса плавно затормозила перед воротами. Прошло несколько минут – нас изучали. Потом неизвестно откуда перед нами появились крепкие вооруженные ребята в касках и бронежилетах, очень серьезные и неулыбчивые. Последовала тщательная проверка документов. Магазинер по-свойски поздоровался со старшим в команде – тот не ответил. Тогда Магазинер подмигнул мне: смекайте, мол, Фрол Ионович. Я и без его подмаргиваний видел, что объект серьезный. Без сомнения, Моше Хаимович бывал здесь не раз и наверняка знал этого цербера при входе в подземное царство, а он и ухом не повел. Правильно. Похоже, служба здесь была поставлена как надо, с немецкой дотошностью и самурайским пониманием долга. Все-таки Экипаж научил кое-чему российских раздолбаев. Да что их – он приучил к дисциплине даже те народы, что всю свою историю, длинную или короткую, и ведать не ведали о таком понятии!
Потому как… А впрочем, разве надо объяснять почему?
Вначале я немного недоумевал: для чего Магазинер привез меня в радиоактивный могильник? Потом сообразил: нет в Корабле лучшего места, чтобы спрятать что-либо. Только могильник нужен заполненный, давно уже не принимающий новых грузов и почти заброшенный на вид, но на деле ухоженный, контролируемый и тщательно охраняемый. Этот явно таким и был.
Не сказав ничего, цербер забрал одну бумажку, остальные документы вернул нам и исчез. Минуты через две стальная плита воротины медленно поползла вбок, распахнув черный зев, слабо подсвеченный настенными лампочками. Автомотриса малым ходом заехала внутрь. Тектонический гул заставил меня обернуться – это плита ехала назад, перекрывая нам путь на воздух. Когда она встала на место, послышался гул спереди – отъезжала вторая плита. Так же медленно и важно, как первая.
Процедура проверки документов повторилась. Магазинера пропустили так, а меня заставили сунуть
