— Ты до Алтая таки доберись сначала, — посоветовал Вайсброт. — Ты сначала отсюда выберись…
— А по реке, когда вскроется? — подал голос Гриша и сам же немедленно отверг идею: — Нет, не то… Против течения, да там еще пороги… Пупки надорвем, а не выгребем.
— Пешком по тайге, — высказался Прон Халтюпкин. — И уходить надо чем скорее, тем лучше, пока наст держит. Завтра, а то и прямо сегодня. Мясо — на волокуши. Растает снег — не пройдем ни в какую. Тогда уж придется лета ждать, да и летом, наверное, в болотах потопнем. Места тут неприветливые… Хорошо пойдем, так авось до снеготаяния одолеем верст пятьсот. Дальше легче будет. Может, поселок какой встретим, транспортом разживемся… Или лесника. В такой глухомани все лесники — эксмены. Неужто заложит, а?..
— Ты еще сомневаешься? Ясно, заложит. Шлепнуть его сразу…
— Ну так шлепнем, если понадобится! А уходить — надо. Хрена ли мы тут высидим?
В диспут вступали новые голоса. Лашезин отмалчивался, но внимательно слушал. Насчет дальней перспективы каждый имел свое собственное суждение, а некоторые и по два, но по крайней мере большинство высказывалось за исход из этих мест. Уже хорошо… Значит, можно не делить еду, снаряжение и оружие, а просто поставить несогласных перед фактом: либо иди со всеми, подчиняясь большинству, либо оставайся голым, и долой компромиссы.
— А ты, дядя Лева, что скажешь? — спросил Гриша, когда все немного утомились.
С точки зрения Льва Лашезина, вопрос прозвучал рановато. Вожак не по силе, не по избранию, а просто потому, что не нашлось иных явных претендентов, предпочел бы оставить за собой последнее слово.
— Уходить, — сказал он, как гвоздь вбил. — Сегодня же. И налегке.
— Без волокуш? — встрепенулся Халтюпкин, явив обликом сильно озадаченного гнома. — А мясо, что накоптили, куда?..
— Бросить.
Кто-то досадливо крякнул. Кто-то, скинув меховой колпак, шумно чесал в затылке.
— Дядя Лева, я не понял, — качая головой, сознался Гриша. — Объяснил бы ты, а?
— Пожалуйста. Шахту видишь? Здесь велась добыча руды. Как, по-твоему, руду отсюда вывозили?
— По реке.
— Ты видел на берегу что-нибудь хоть отдаленно напоминающее причальные сооружения?
— Тогда по дороге. Вон по той, что заросла. Лашезин поощрил Гришу кивком и улыбкой:
— Хорошо мыслишь, валяй дальше. По дороге, ведущей куда? В пределах тысячи километров тут нет ни одной железнодорожной ветки. Такое расстояние для рудовозов да по грунтовке — это несерьезно.
— Значит, к другой реке.
— А смысл?
— Может, наша река в низовьях непроходима для барж. Перекаты какие-нибудь…
— В голове у тебя перекаты. Еще варианты есть?
— Отвали!
— Ну извини, извини… Нет, я серьезно. Дана задача: заброшенный в приполярной тайге медный рудник. Есть законный вопрос: как отсюда вывозили руду?
— Ну и как, по-твоему? — петушино воскликнул Гриша.
— По дороге. Но только не до железнодорожной ветки, а до обогатительного комбината. Всего несколько километров. Есть такие мини-комбинаты, они перебрасываются по воздуху и монтируются на месте. Они же обогащают руду до такой кондиции, что ее становится рентабельно перевозить воздушным транспортом. Грузовыми дирижаблями. Выработанная жилка была дохленькая, поэтому здесь не было нужды строить что-то фундаментальное. Забросили несколькими рейсами оборудование и рабочую силу, развернулись, за несколько лет сняли пенки — и эвакуировались. Давно проверенная и довольно выгодная технология, если учесть мировые цены на медь. По всему миру крупных месторождений не осталось ни одного, в ход идет всякая мелочь, которой сто лет назад еще брезговали…
Несколько секунд все молчали — усваивали информацию. Затем насупились, и кое-кто грозно заворочался.
— Это надо понимать так, что поблизости от нас полно всякой техногенной дряни? — хрипло и мрачно вопросил Гойко. — А ты знал и молчал?
— Не передергивай, — осадил дядя Дева. — Я только предполагал. Улавливаешь разницу между знанием и предположением?
— Показать тебе разницу между побоями и оскорблением действием?
— Отложи до лучших времен.
Только олимпийское спокойствие дяди Левы уберегло его от расправы. Поворочались, покряхтели, покрутили головами — мол, вот ведь змей какой! — и никто не решился первым поднять кулак. Гойко только свирепо сплюнул на снег.
— Я рассказал только о том, что я предполагал, — степенно и как бы не без сдержанного удовольствия продолжал Лашезин. — Ты еще не знаешь, на что я надеялся.
— На авось, как всегда?
— Не совсем. Я надеялся на то, что комбинат давно снят и место подчищено, так что аннигилировать могли разве что какие-нибудь остатки свай. А теперь я надеюсь совсем на другое — на то, что комбинат еще на месте!
Гойко фыркнул:
— Какой смысл оставлять его, если шахта заброшена?
— А если шахта не одна? Если поблизости имеются еще несколько, причем некоторые из них еще действуют? Такое тебе в голову не приходило?
— Ты знаешь что-то или просто гадаешь?
— Скажем так: предполагаю. Разве мы разведали, куда ведет грунтовка? Прошли по ней километра полтора и вернулись, потому что начался снегопад. Что там дальше, мы не знаем. А должны знать!
— Ну так сбегай да и узнай!
— Идти должны все и сейчас же, — тихо сказал Лашезин.
— Чего-о?! Сам иди!..
— Если комбинат существует, мы угоним грузовой дирижабль, — продолжал дядя Лева, как бы не слыша. — Я понятия не имею, каков там был план эвакуации, но убежден в одном: комбинат сейчас пуст. Насчет эксменов не знаю, но баб там точно нет — они в каком-нибудь убежище, Первоматерь знает где. Вывезены. По-моему, ждать, когда они вернутся, нет никакого смысла, верно?
— Верно! — крикнул Гриша. До него дошло первым, и он глядел на дядю Леву влюбленными глазами. Дядя Лева — это о-о-о! Голова. Мыслитель. Недаром он знавал самого Тима Молнию и даже, как он утверждает, был его прямым начальником… врет, наверное, но ведь почти во всяком вранье содержится доля правды, подобно тому как в местной руде содержится какое-то количество меди. В руде, которую вывозили отсюда на большом дирижабле…
В мгновенном видении-мечте сроду прежде не летавший по воздуху Гриша вдруг увидел себя вознесшимся высоко-высоко над тайгой, и выше его была лишь пухлая серебристая туша, нависшая над прочной, и легкой гондолой, и на ее боку сверкало солнце, а внизу по сопкам и болотинам ползла колоссальная тень воздушного левиафана… Гриша даже зажмурился. Захватило дух. Вот это замахнулся дядя Лева!..
А ведь так и надо, мелькнула мысль. Только так. Судьба, говорят, любит дерзких. Ну, положим, это спорный постулат, зато доподлинно известно, что робких она точно не любит… Да и есть ли за что их любить?
…Двое суток спустя, уже привычно наблюдая из иллюминатора гондолы важно ползущую по тайге колоссальную тень угнанного без особого труда дирижабля, Гриша пришел к выводу: не за что. А впрочем, робкий не побежал бы из лагеря и, вполне возможно, был бы сейчас жив, вылечен, вымыт и даже накормлен чем-нибудь поаппетитнее надоевшего до рвотных позывов копченого мяса…
