лучше. На всякий случай он взял ее за плечи и как следует тряхнул:
— Все делаем сегодня, прямо сейчас. Только ничего не бойся.
Работники каменоломни не имели нужды уносить с собой инструмент — воров не было. Рядом с тачкой, служащей для перевозки отесанных камней, Фома подобрал свой молоток, сунул в руку Оксане:
— Если что — бей сразу по лбу. Без разговоров.
Сам он вооружился кувалдой Евстигнея. Оружие что надо — и быка свалит, и любой замок собьет. Беда, что нет в обители ни быков, ни замков.
От кого запираться? Монахи довольны, послушники послушны...
Серые сумерки все тянулись. Обитель спала. Спала ли? Вот в дальнем шалаше на женской половине заплакал младенец, требуя грудь. Что ему до двух нечестивцев, замысливших тайно проникнуть в алтарь! Он голоден, и он получит свое, больше его ничего не интересует. Вырастет неизвестно зачем, станет таким же, как все, будет тесать камни, ловить рыбу, растить хлеб, выстаивать всенощную и бить столько поклонов, сколько ему назначат. А коль объявится строптивец — будет бить и строптивца, в охотку, без указки...
Храм.
Тяжелые створки дверей растворяются без скрипа. Чем тут мажут петли? Кошачьим салом? Рыбьим жиром?
Запереть изнутри. Тяжелое бревно засова. Очень кстати.
Из-под ног с мявом прыгает кошка. Зар-р-раза! На шапку тебя. Пшла!
Несколько секунд, чтобы привыкли глаза. Крохотные оконца под самым сводом дают очень мало света.
Алтарь.
Ниша за занавеской. Стены расписаны мрачными, пугающими ликами. Каменный крест под тяжелым сводом. Больше ничего.
Нет, тут никто никогда не спал... Не прячется ли где-то здесь еще одно помещение, тайное? Яснее ясного, что здешняя спальня необычайно мала — иначе Ефрем не прослыл бы чудотворцем, обнаружив ее случайно, и не основал бы обитель.
Не видно тайного помещения. Незачем искать замаскированные двери, снабженные хитроумными механизмами. Не тот уровень. Умения зодчих только-только хватило, чтобы вывести своды, где уж местным кое-какерам состязаться со средневековыми механиками! Не умножай сущностей.
Ризница. Воняет шерстью и погасшими кадилами. Ризы, стихари, утварь. И никаких намеков на лежанку.
Вроде бы где-то задребезжал колокольчик... Нет, показалось. А это что?
— Гляди, мой рюкзак, — хохотнул Фома. — Пустой, конечно...
Удивительно — но нет! В кармане рюкзака обнаружился компас, оставленный, вероятно, за ненадобностью. В другом кармане рука нащупала четыре палочки длиной с карандаш с остриями из расплющенной проволоки. Монахи не нашли применения отравленным наконечникам для бушменских стрел. Быть может, они вообще не поняли, что это такое.
Зато спрятали подальше все мало-мальски полезное. И уж конечно, в первую очередь — оружие.
В ризнице быстро светало. Серый сумрак отступал, небо в оконце оделось обычной светлой дымкой.
— Нет времени, — безнадежно выдавила Оксана.
— Молчи. Сам знаю. Успеем.
Спальни здесь не было. Тогда где?! Постой-ка... Евстигней рассказывал что-то о Ефреме. Первый настоятель построил часовню. Где? Как выбирал место?
Да ведь ясно, над каким местом он ее построил и почему именно там. В часовне молятся. Непосвященному не придет в голову уснуть в ней. И «божьи дары» появляются оттуда, откуда надо — из святого места!
Как просто и логично! Мог бы догадаться и пораньше!
Где теперь эта часовня? Дом преподобного имеет флигелек с шатровой крышей и деревянным крестом. Она?
Наверняка. Личная молельня Евпла, надо полагать. С тюфяком. Выспанное барахлишко материализуется тут же. Для воздействия на умы его совсем нетрудно перетащить в алтарь большого храма через крытый переход и ризницу. Элементарно просто.
Где тут дверь? Вот она. Ч-черт, заперта с той стороны. Не преграда, но помеха...
И тут гулко ударили совсем в другую дверь. Снаружи кто-то пробовал на прочность двери храма.
Евпл был связан обрывками собственной рясы. При каждом вдохе пугающе шевелился его огромный бледный живот. Казалось, преподобный произошел не от обезьяны, как все порядочные граждане, а от медузы.
На его лбу вздулся радужный желвак. Евпла сбили с ног, но не сумели успокоить даже вдвоем: ворочающаяся мясная туша ни в какую не выражала на то согласия. Фома оглушил преподобного рукоятью кувалды.
Поспешили — и правильно сделали. А лучше бы заранее подумали о том, что подходы к часовне могут быть оснащены примитивной, но действенной сигнализацией. Разбуженный тревожным звоном колокольчика преподобный почти успел покинуть здание. Помешал живот. Евпл не знал, что ему в равной степени помешал отец Енох, которому донесли об исчезновении послушника Ефрема, равно как и послушника Елеазара. Енох догадался. Приказав немедля будить каменотесов и рыбарей — самых сильных мужчин в обители, — Енох забарабанил в храмовую дверь. Поняв, что раскрыт, Фома пустил в ход кувалду. Низенькая дверь, запиравшая ход в покои преподобного, выдержала только один удар.
Агностику легко пропускать мимо ушей проклятия священнослужителя. Спеленав преподобного, дерзостный послушник посоветовал ему пугать анафемой недоразвитых детей. Подобрав с пола «маргошу», Фома хмыкнул: почивая при оружии, сделав попытку выстрелить в нападавших, Евпл забыл дослать патрон. Чего и следовало ожидать. Чайник с понтами.
Все равно он не успел бы толком прицелиться.
Едва успели забаррикадироваться. Тревога уже распространилась по всей обители. На дворе орали. Фома осторожно выглянул в узкое, вроде бойницы, оконце. Там бегали, суетились. Кто-то командовал. Разворошили муравейник...
А, отец Енох! Добрый человек. Никогда не помнит зла, которое причинил другому. Вот и сейчас поспешает, таща фузею петровских времен.
А вон отец Евлогий. У него не ружье, а игольчатая винтовка-пятилинейка, какими воевали на Шипке. Можно, наверное, выспать «Узи», «Ингрэм» или «Абакан», но для этого надо хотя бы знать, что существует оружие, способное выпустить веер пуль. Хотя и такая винтовка — не хрен собачий..
Вон толстый эконом, отец Евмений. Ба, да у него в руках знакомый СКС!
Ермипп, Евклей, Емилиан, Елисей, Евстафий, Евсевий, Евфимий, Евтихий, Евфрасий, Евстохий... Сколько их!
В стену, довольно далеко от бойницы, ударила пуля. Стрелять монахи не умели, укрываться тоже. Фома мог бы не сходя с места положить десяток этих олухов.
Подождут. Непрофессионалы против непрофессионалов в квадрате... Неумение против неумения. Но — злость против злости. И взят ценный заложник. Что он там бормочет, пытаясь сверкнуть глазами?.. Куда ему! Нечем сверкнуть, все у него заплыло жиром.
