– С делом о разрезанном доме, – доложил я, демонстрируя полученную от Алимова папку. – Забрал. Это интересно. Образцы для экспертизы в машине. Кому прикажете передать?
С минуту полковник смотрел на меня воспаленным взглядом и, как видно, изучал во мне что-то, мне самому недоступное. Затем протянул руку за папкой, для чего-то прикинул дело на вес, молча запер его в стол и уже потом спросил:
– Без происшествий?
– Без, – ответил я и спохватился. Полковник Максютов любит повторять, что истина зарыта в мелочах, и с этим тезисом я в общем согласен, а в частностях – когда как. И я поспешно добавил: – Если не считать происшествием землетрясеньице на четыреста первом километре и ненормальную собаку.
Он немедленно потребовал доложить подробно. Выслушав, дважды кивнул, как бы подтверждая свои умозаключения.
– Укушенный – он кто?
– Некто Каспийцев, корреспондент «UFO-press». Корреспондентской карточки у него не было, но я позвонил редактору и проверил.
– Эта «UFO-press» – что, газета?
–Журнал, – объяснил я. – Стопроцентно шаманский и тем не менее довольно-захудалый. Удивительно, но факт.
– Бывает и так, – равнодушно сказал Максютов и помассировал виски. Поморщился, встал из-за стола, прошелся по кабинету, разминая ноги. – Ну, с этим ясно. А что Шкрябун? Отказался?
– Наотрез. – Я положил на край стола диктофон. – Здесь запись нашего разговора.
Максютов не глядя подобрал диктофон, включил и несколько минут бродил по ковру взад-вперед, слушая. Потом ухмыльнулся неизвестно чему и с прищуром посмотрел на меня.
– Так себе удовольствие было, да?
– Пожалуй, – осторожно согласился я. – В общем вполне понятные комплексы отставника. А в существовании архива я убежден.
Полковник зевнул, прикрыв рот.
– Почему так считаешь?
Я невольно втянул диафрагму. Всем в отделе известно, что полковник Максютов тыкает либо любимчикам, либо тем, чьей работой он страшно недоволен и кого собирается загнать за Можай. И не одному из первых случалось пополнить ряды последних.
– Шанс вернуться в Нацбез, – коротко ответил я.
– Значит, есть смысл нанести ему еще один визит, так думаешь?
– Думаю, он придет сам. И довольно скоро.
– Завтра? Послезавтра?
– Возможно.
– А если не придет?
Я не ответил, сочтя вопрос риторическим, и правильно сделал.
– Подполковник Шкрябун сейчас будет здесь, – сказал Макс ютов и, посмотрев на меня, остался доволен произведенным впечатлением. – Как раз перед тем, как ты вошел, я велел выписать ему пропуск. Вот так, Алексей. Поработал ты хорошо, хвалю. Так хорошо, что Шкрябун в одно время с тобой к столбу пришел, корпус в корпус. Признаться, не ожидал…
Вот оно как. Я чуть было не брякнул в ответ, что и сам, мол, не ожидал от клиента такой прыти, но это явно само собой разумелось. Что ж, побудем в шкуре старательного осла, это совсем не плохая шкура. Чересчур догадливых подчиненных начальство держит на дистанции и подставляет при каждом удобном случае.
А кто я такой на самом деле, спрашивается? Бывший догадливый, пригретый Максютовым из голого практицизма. После паскуднейшего прокола, с задержанием корейского пресс-атташе – стрелочник и вечный капитан во второстепенном отделе с розовыми снами о следующем звании. Насчет осла можно еще поспорить, но факт: серый и старательный. Старательный, но серый, потому и верный. На важных направлениях начальство скрепя сердце терпит людей поумнее, а для рытья боковых штолен сгодится и такой.
– Товарищ полковник, разрешите задать вопрос, – решился я.
– Валяй, – легко разрешил Максютов. Он был доволен. «Усталые, но довольные» – про таких, как он, сказано. Только уж очень уставший. И по причине не первого подряд «всенощного бдения» полусонный.
– Виктор Иванович Шкрябун нам действительно так уж необходим в качестве консультанта?
Полковник еще раз зевнул, крепко зажмурил веки и потер пальцами мешки под глазами.
Извини, Алексей, спать тянет, черт… Что ты спросил? А, Шкрябун? Да как тебе сказать… Вреда от него не жду, понятно?
– Вполне, – ответил я.
В эту минуту в дверь постучали.
Они пожали друг другу руки. Не слишком тепло, скорее по-деловому, как бывшие коллеги, встретившиеся, чтобы решить не самый приятный для обоих, но насущный вопрос. Ладно и так.
Контраст. Оба невысокие и плотные, но один умученный службой, припухший и вяловатый, другой – загорелый сельский житель, раздобревший от размеренной жизни на молоке, яйцах и овощах, заметно привыкший к крестьянской размашистости в движениях, но в эту минуту скованный, скрывающий нервозность под напускным спокойствием. Хоть снимай на видео и демонстрируй курсантам в качестве зачетного задания по курсу психологического портрета.
Было заметно, что они знакомы друг с другом. Мало того: очень хорошо знакомы.
– Слушаю тебя, Виктор Иванович, – сказал Максютов.
Шкрябун покосился в мою сторону.
– Прошу с глазу на глаз. Пусть он выйдет.
– Он останется. – Максютов зевнул. По-моему, чуть-чуть напоказ.
– Тогда разговора не будет, – отрезал Шкрябун.
– Значит, не будет, – равнодушно согласился Максютов, возвращаясь к столу.
Совершив полуоборот кругом, Шкрябун немного помедлил. Затем решительно пошагал к двери.
Словно напрочь забыв о нем, Максютов перебирал на столе какие-то бумаги. Неужели так просто позволит уйти?
Дурацкая мысль. Нет, конечно. Понятно без слов всем троим. Какими бы утопиями ни тешил себя этот отставник, Нацбез – это навсегда. Как диагноз не чересчур опасной при выполнении всех предписаний врача, но все же неизлечимой болезни.
Уже взявшись было за дверную ручку, Шкрябун повернул назад.
– На, отметь пропуск.
Максютов размашисто подписал бумажку. Пришлепнул печатью.
– Ну?
– Тебе не я нужен, Носорог, – сказал Шкрябун, называя моего начальника неизвестной мне кличкой и исподлобья глядя ему в лицо. Меня он, очевидно, решил не замечать. – Тебе мои наработки нужны. Ты их получишь, но под гарантии. Я тебя хорошо знаю и, представь себе, к неприятностям готов. Можешь приказать взять меня прямо здесь – архива не получишь.
Я искоса взглянул на своего начальника. А ведь точно, похож. Не наличием рогов и копыт, так комплекцией и, когда надо, неудержимым напором. Плохо расти кустом на его дороге…
Носорог – это о нем. Это от души. За глаза его у нас еще Дубом зовут, но тупость тут ни при чем. Образ твердокаменного служаки с полным отсутствием какой-либо чуткости – это да. Наверно, ему так проще.
– Принял, значит, меры? – Максютов едва заметно усмехнулся.
– А ты как думаешь?
– Ты мне тоже нужен, – возразил Макеютов. – В одном ты близок к истине: ты мне нужен раз в сто меньше, чем твой архив. Но нужен и ты, представь себе такую странность.
