одобрительно произнес он. – Заметили? Не волнуйтесь, это наше прикрытие. Дай бог, чтобы оно нам не понадобилось.
Ничего не скажешь, Максютов постарался как следует обеспечить операцию. Такую с виду простенькую…
И до зареза необходимую Максютову. «И что дальше?» – спрашивал я его, когда мы почти так же неслись по шоссе к аэродрому – несколько часов или вечность назад?
Максютов не любит лгать. Он прекрасно умеет не договаривать и часто пользуется этим для пользы дела и своей, но прямая подтасовка плохо ему удается, хотя технически он выполняет ее безукоризненно.
Он лгал мне.
Я это чувствовал.
Знал.
«Будем считать прошедшее недоразумением, Алеша. Носорог тебя подставил, Носорог тебя и прикроет. Ты останешься в органах. Пойми, я еще могу сделать вид, что все так и задумывалось, и мне поверят…» Кто поверит ему? Я – не верю.
А только нет у нас сейчас иной палочки-выручалочки, нежели Максютов. По крайней мере он даст нам шанс выжить, и из всех шансов этот самый реальный. Прости меня, Настя. Прости за то, что я не выбросился из окна нашей квартиры, ибо мы опасны или ценны только вдвоем. Прости за то, что во мне взыграла глупая гордость: покончить с собой, обнаружив измену жены, значило показаться смешным и жалким. Прости за то, что я все еще хочу жить…
Наверно, я не смогу убить себя, пока у нас с тобой останется шанс, пусть Маленький. Меня так учили, я так устроен.
Хватит! Не хочу копаться в себе. Надоело. Для окапывания цветущих яблонь моей души существует пещера Нирваны, для ассенизационных работ – колодец Великой Скорби…
Я скорее почувствовал, чем услышал движение на переднем сиденье справа.
– Она просыпается?
– Да, – сказал Гурген.
– Остановите машину!
– Не могу. Лучше я опущу спинку, а вы позаботьтесь о девочке сами. Черт… Не вовремя. Если ее начнет тошнить – в аптечке есть салфетки.
Я отодвинулся – движения мне давались уже легче, – и Гурген опустил спинку сиденья. Настька застонала и заворочалась. Дурман, отключивший ее бедный неразвитый мозг, медленно отступал. Щеки были перемазаны шоколадом, никто не удосужился их вытереть. Нить шоколадной слюны засохла на подбородке.
Все будет в порядке, родная, все будет в порядке…
Последние минуты на шоссе показались мне растянутыми на часы. Мне представлялось, что машина ползет едва-едва, хотя Гурген сбросил скорость от силы до восьмидесяти. Не знаю, сумел ли бы я сохранить хладнокровие и расчетливость, окажись я сейчас за рулем. У Гургена это хорошо получалось.
Давненько я не был в Домодедово, но и не много потерял. Все осталось как раньше: и самолет- памятник на площади перед аэровокзалом, и конечная станция электрички, и рев взлетающих над ней с двухминутными интервалами самолетов, и сама площадь, вечно запруженная людьми и машинами, снующими туда-сюда, как термиты в главной камере своего термитника. Шум, крики, суета. Спешащие пассажиры, бестолково мечущиеся встречающие, таксисты, попрошайки, цыгане… Вечное движение.
Темно-зеленая «бээмвэшка» припарковалась рядом с нами. По-моему, в ней находились всего два человека. А немного же вас, ребята…
Гурген выключил двигатель, заблокировал зажигание и нахлобучил на голову негнущуюся кепку- аэродром.
– Ждите здесь и пореже мелькайте в окнах. Из машины нэ выхадыт. – Он «включил» кавказский акцент и перевоплощался на глазах. Я не удержался от улыбки – это выглядело забавно.
– Не сомневайтесь.
Он ввинтился в человеческий термитник и исчез из виду.
Нет, это наив какой-то. Явный экспромт с шансами пятьдесят на пятьдесят в самом лучшем случае. Никаких признаков тщательно спланированной операции. Окна не затемненные, нет даже занавесок – сиди, вернее, что еще глупее, лежи тут неизвестно сколько времени на виду у всякого любопытного. Хотя… может, на это и расчет? Хрестоматийны случаи замечательных экспромтов, а победителей не судят, Гургену это тоже известно.
Получится или нет?
Вообще-то может получиться. Особенно если у Первого Шефа нет догадок касательно того, какой путь избран нами для бегства в края, где власть Максютова близка к абсолютной. Нацбез сделает все возможное, но пресечь все мыслимые способы уйти не способен даже он. Их много, способов. Немало пилотов возят зайцев, только плати, и в этом смысле транспортный утюг предпочтительнее пассажирского лайнера. Меньше вопросов, меньше и глаз. Сколько ни перекрывай выходы на летное поле, все равно где- нибудь останется лазейка, известная лишь пилотам. Они будут молчать, если только их не примутся колоть специально. Командир корабля сам решит, в каком качестве мы полетим. сопровождающих лиц или груза. В сущности, мне все равно. Согласен лететь хоть в контейнере, хоть в мешке. Согласен сам быть тюком, пусть меня научат. Хотя бы для этого пришлось проставить на мне товарный знак, а нос прободить куском проволоки с пломбой.
Между прочим, надо будет распотрошить какой-нибудь тюк с гуманитарной помощью – на предмет шоколадок для Настьки. Найду – возьму сразу десяток. Как-никак, мы с ней тоже пострадали от Монстра, пока, правда, косвенно. Ловил бы я сейчас спокойненько промышленных шпионов, если бы не эта космическая сволочь с обратным адресом из неизвестного тысячелетия. Продукт потомков. Ох, поговорил бы я с этаким потомком с глазу на глаз…
Дочь замычала, тяжело просыпаясь. Заворочалась. Я вытер ей носовым платком перепачканные щеки, подбородок и на всякий случай приготовил салфетки.
– Па…
– Я здесь, солнышко.
– Папа… Водя…
Слава Всевышнему, кажется, стандартная реакция. Никаких побочных эффектов. Упал с души камень.
– На, доча. Пей.
Она совсем не умела пить из горлышка – мне пришлось поддерживать бутылку, и все равно половина воды пролилась зря. Черт с ней.
– Ну как, теперь лучше?
– Папка, – сказала дочь, и тут же ее начало рвать прямо на сиденье. Почти одной водой, коричневой от съеденного шоколада. Минут пять ее выворачивало наизнанку, потом спазмы понемногу прекратились. Я сунул в карман последнюю сухую салфетку.
– Папка… Водя.
Воды в бутылке осталось на донышке. Настька выхлебала ее одним глотком. К счастью, рвотная реакция не повторилась.
– Водя!
– Нет больше воды, мое солнышко.
– Водя, папка! Водя!
Я перерыл весь салон в .напрасной надежде найти вторую бутылку. Но Гурген, как видно, запасся только одной.
– Потерпи немного. Будет тебе вода.
– Водя-а! – Настька начала всхлипывать. – Ы-ы-ы… О черт! Прямо хоть плюй на инструкции и беги к ближайшему киоску.
И тут я заметил в человеческом термитнике знакомую кепку. Гурген возвращался. Очень
