Оказывается – нет. Почему?
В голове становилось тесно от вопросов, но Вилли они уже надоели. Я спрашивал, есть ли у него начальство и каким образом оно осуществляет с ним связь, допытывался, какого рода задания приходится выполнять мусорщикам, задавал и другие вопросы – в ответ Вилли лишь бормотал «потом» или «сам увидишь». В конце концов я замолчал. Спрашивать и ждать ответа – не всегда лучший способ узнать что- либо, особенно когда имеешь дело с подготовленным человеком. Совершенно очевидно, что Вилли имел больший, нежели я, опыт работы в разведке, а уж что добавил ему Ореол, я боялся и спрашивать. Придет время – сам раскажет. Если сочтет нужным, конечно.
Это что же получается – теперь я тройной агент?.. Ну да, так и есть. Во-первых, Твердь и Варлам, во- вторых, внешняя разведка метрополии, а в-третьих и, видимо, в-главных – Ореол. Правда, согласие работать на него я пока не дал… но ведь дам?
Я знал, что дам. Вилли изучил меня, он знал, кого вербовать и что предложить. Деньги – вздор. Большая работа на благо человечества – уже так-сяк, хотя человечество само не имеет понятия, что именно для него благо, а что нет. Служение передовому отряду человечества, новой его ветви, обещающей в перспективе великое? Да. Невероятные для обыкновенного человека возможности? Да! Да!! Да!!!
Кто же я? Если ореолиты – боги, то я в данной аналогии, наверное, архангел. Не самая плохая роль, хотя и подчиненная. Что ж, вода вроде неплоха, можно нырнуть. На худой конец мне сотрут память об Ореоле и отправят доживать век в привычный человеческий мир, откуда я родом. Что я теряю?
Ничего.
То есть, кажется, ничего. Как оно выйдет на деле – посмотрим. Есть смысл посмотреть.
Наверное, Вилли почувствовал, что я справился с первой бурей мыслей. К беседе он по-прежнему не был расположен, но зато включил внешний обзор, чтобы я был чем-то занят. Галактика выглядела неровной светлой полосой – мы находились близ плоскости ее диска. Светлячками налетали звезды, змеились волокна светлых туманностей. Колоссальный звездный рой надвинулся, обнял нас, окрасив стены «бунгало» в красно-оранжевый цвет, и сгинул позади – видать, мы пролетели сквозь шаровое скопление. Неподалеку от него ослепительно сияла оболочка недавно взорвавшейся звезды. Пройдут сотни, если не тысячи лет, прежде чем она засияет на небе какой-нибудь дальней земной колонии. Галактика велика, а скорость света мала.
– Здорово! – восхитился я.
– Нравится? – улыбнулся Вилли. – Наслаждайся.
– Все-таки медленно, – пожаловался я. – Через гиперканал куда быстрее.
– Если он проложен там, где надо, – наставительно заметил Вилли. – Хочешь быстрее? Пожалуйста.
Я не успел сказать «нет, не хочу», а в следующую секунду мне оставалось лишь корить себя за длинный язык. Звезды и туманности прекратили свой бег. Прямо перед нами висела планета, и вставало из-за ее края желто-оранжевое солнце. Узкой полоской сияла атмосфера. Три разнокалиберные луны, сгрудившись в кучку на черном фоне, выглядели серпиками. Планета как планета, таких много…
– Это Хлябь, – сказал Вилли. – Мы на месте.
– И каково же наше задание? – осведомился я.
– Пока что это мое задание, – проворчал Вилли, – но работа тебе знакома. Нужно вытащить с планеты одного человека. Может, хочешь участвовать?
– Его нужно переправить в Ореол?
– Само собой.
– Кто этот человек?
– Ребенок семи лет. Гений. У него уникальная матрица. Такие умы появляются раз в столетие и чаще всего не находят настоящего применения. Прогноз насчет этого конкретного ребенка неутешительный: девяносто семь и семь десятых процентов за то, что он не совершит ничего выдающегося, оставшись в человеческой среде. Она погубит его интеллект, сама этого не заметив и не ощутив потери. Зато в Ореоле этому уму найдется применение. Уникальный человеческий мозг плюс Ждущие – это кое-что! Не беспокойся о ребенке, он вырастет и будет счастлив. Несчастных я там не видел. – Вилли посмотрел на меня. – Ну так что, участвуешь?
– Родители есть у этого ребенка? – спросил я.
– Только мать.
– Тогда я пас.
– Наркоманка, – уточнил Вилли. – Год назад помещена в спецлечебницу для социально опасных больных. Это такой эвфемизм тюрьмы с очень строгим режимом. Ставлю сто к одному за то, что она оттуда не выйдет. Вряд ли это существо еще помнит, что у нее есть дочь.
– Дочь? Так это девочка?
– Франсуаза Барбош. Помещена в муниципальный приют для сирот. Убогая дыра. Никто там не разглядит ее интеллекта. Никому это не нужно.
Я смолчал, но в душе согласился с его доводами. Если только Вилли не врал, операцию Ореола по извлечению гениальной девочки из клоаки следовало признать не только целесообразной, но и благородной. Хлябь – бедный мир, вроде моей Тверди. Насколько мне было известно, там произошли события, напоминающие нашу борьбу за свободу, только менее кровавые, поскольку уникальных месторождений минерального сырья на Хляби не водилось. Хлябь тяготела к Лиге. До гибели Марции метрополия занимала выжидательную позицию. Я не знал, что происходит на планете сейчас.
Наверное, то же самое, что на Тверди, – тот же колониализм, только не наглой, а ползучей разновидности. И в привлекательных одеждах.
Поймав взгляд Вилли, я отвернулся, хотя мне хотелось огрызнуться. Вилли посматривал на меня иронически. Ишь ты, мол, какой чистоплюй. О родителях девочки задумался, о заурядных человечишках, о двуногих червях, каких миллиарды. Отказался бы, наверное, разбивать родительское сердце похищением ребенка, а что бы они из того ребенка вырастили, кроме подобия самих себя? Ась? Не читай умных книжек, рано тебе еще, не приставай с вопросами, иди поиграй, кушай кашку, марш спать – и гибнет росток без полива, а там подрастет девочка, попрут гормоны, завертится в голове сексуальная каша, ну и конец мировому гению. Не вылупился, задохнулся в скорлупе, зато родители счастливы: нормальная дочь, замуж бы ее удачно выдать, да внуки чтоб были здоровые да крепкие, зубами чтоб цеплялись за жизнь, не давали себя в обиду, не позволяли оттеснить… Разве не так?
Так. То-то и оно, что так. И все равно я не участвовал бы в похищении девочки, будь у нее нормальные родители. Наверное, я и Вилли помешал бы, если бы сумел. Как творить разумное, если оно гнусно, и не ощущать себя подлецом?
Н-да… А чем я занимался на Марции, спрашивается? В том числе и этим. Бывало? Бывало. Так в чем же разница? Не в том ли, что там я точно знал, ради чего все это нужно, а сейчас сомневаюсь? И что выходит? А только то, что Ореол для меня пока еще чужд, вот и все. Как просто! И вовсе не думал Вилли, что я чистоплюй. Зуб даю, он меня понял.
– Ну, что ты решил? – осведомился Вилли, устав ждать. – Участвуешь?
– Да. Участвую. Ты только вот что мне объясни… Предположим, тебе как офицеру разведки метрополии приказано нечто прямо противоположное заданию Ореола. Допустим, в данном случае – не допустить похищения девочки. Это только отвлеченный пример… Хотелось бы узнать, как ты станешь действовать в такой ситуации.
Вилли одобрительно крякнул.
– Буду со всем старанием охранять девочку, разумеется, а ее похищением и доставкой в Ореол займется другой мусорщик. Я потерплю неудачу, но в ней не будет моей вины, поскольку либо станут очевидны просчеты руководства, либо возникнут обстоятельства непреодолимой силы. В обоих случаях с меня взятки гладки. Понятно? Теперь о деле. Слушай, смотри и запоминай…
Планета медленно поворачивалась под нами. Желто-оранжевое солнце взбиралось все выше, и изогнутая дугой линия терминатора мало-помалу выпрямилась в струнку, разделив планету надвое, а затем изогнулась в обратную сторону. Пять шестых поверхности покрывал океан, над ним висели спирали циклонов и просто облачные гряды. Они тщились скрыть от постороннего взгляда единственный материк, довольно большой, с сильно изрезанной, а кое-где как бы вовсе несуществующей береговой линией. В
