Грузный Павлов снял с бритой головы фуражку, вытер пот платком.
Командарм молчал несколько секунд, собираясь с мыслями, наконец придвинул свой стул к стулу начдива.
— Нам надо обо всем договориться, Александр Васильевич, чтоб никакая неожиданность не испортила дела.
Он заглянул в глаза Павлова, будто хотел удостовериться, что Александр Васильевич действительно и до конца понимает его.
— Мы уже условились с вами заранее, что не станем обольщаться легкой победой в Челябинске. Мы знаем: Колчак впустил нас сюда с умыслом — адмирал надеется задушить нашу армию в «челябинском мешке». Город и в самом деле обложен войсками Каппеля, Войцеховского, Волкова, Косьмина. И они попытаются затянуть горловину мешка.
Тухачевский побарабанил пальцами по столу, и внезапно белозубая улыбка осветила его лицо.
— Однако Колчак кое в чем ошибся. Мы заняли город на неделю раньше, чем нам его собирались отдать. И главное: карты адмирала спутало восстание рабочих Челябы и Копей. Мы, разумеется, использовали этот взрыв для нашей победы, и он окажет нам услугу еще не раз.
— Да, конечно. Но будет, как вы понимаете, нелегко. И я прошу вас не однажды проверить оборону, боезапас, вооружить добровольцев. Особое внимание последним. Мы обескровлены боями, и вся надежда на рабочих.
— Ясно, Михаил Николаевич. Желаете посмотреть оборону?
— Да. Начнем с рабочего отряда, а потом — в штабриг, к Нейману.
— Добро, — поднялся Павлов. — Добровольцами командует Степан Вараксин, дельный парень и не трус. Вы с охраной?
Тухачевский, занятый своими мыслями, чуть пожал плечами.
— Нас охраняет наша армия. Если она сдаст позиции — ни мне, ни вам не уцелеть.
— Понимаю. Поедем на машине?
— Нет, на конях вернее. Велите седлать.
— Слушаюсь.
Подъезжая к позициям на северном обводе города, Тухачевский с обостренным вниманием приглядывался к устройству обороны челябинцев.
Отряд был укрыт в окопы полного профиля, фланги охранялись пулеметами, впереди темнели ячейки наблюдателей.
Командарм с благодарностью подумал о пролетариях, прежде всего — о самых молодых, которые, без сомнения, раньше не нюхали пороха. Он сказал Павлову:
— Мы с вами военные люди, Александр Васильевич. Нам положено знать войну… Мужество рабочих — это понятно. Но разве не достойна удивления воинская искусность слесарей и шахтеров. Откуда она?
— От желания победить, — рассмеялся Павлов, поглаживая усы и бороду.
Командарм прошел вместе с Вараксиным по траншеям, потолковал с людьми, посоветовал, как обезопасить себя от ночных атак неприятеля и как, при нужде, построить круговую оборону рот.
Вараксин Тухачевскому понравился. Слесарь с завода «Столль и К°» был невозмутим, простодушен, весь светился здоровьем и жаждой дела.
Прощаясь с Тухачевским, Вараксин тряхнул русой гривой, сказал, словно бы извиняясь за свой излишний оптимизм:
— Оно, конечно, воевать еще в новинку. Но не беспокойтесь — обвыкнем.
— А страшновато? — полюбопытствовал командарм.
— Как не страшно! — ухмыльнулся Степан. — Гремит кругом, как в преисподней. Вот и с человеком поговорить не дают.
Простившись с челябинцами, командиры отправились к Нейману.
Комбриг-1 Константин Августович Нейман и его штаб занимали дом № 26 по Екатеринбургской улице[88]. Телефонные провода, конные ординарцы, командиры разных степеней связывали штаб бригады с партийной организацией города и с воинскими частями.
Спешившись, командарм и начдив прошли в комнату Неймана. Комбриг, несмотря на тяжелую обстановку и многодневную усталость, был чисто выбрит и лишь покрасневшие белки глаз выдавали его крайнее утомление.
Вскоре уже, расстелив на столе карты с последней обстановкой, достав из планшетов необходимые бумаги, командиры оживленно обсуждали неотложные задачи, снова и снова выдвигая на первый план призыв рабочих под ружье. Потом ломали головы над тем, как обеспечить войска хлебом, снарядами, газетами, махоркой, чистым бельем.
Нейман кратко и разумно изложил положение частей, меры по обороне города, в результате которых ударная группа перейдет в наступление.
Простившись с Нейманом, Тухачевский и Павлов вернулись в штаб дивизии, перекусили, ознакомились с оперативными бумагами и вновь отправились на северный выступ фронта.
В полночь появились в штабе. До самого утра Павлов, его штабисты и командарм просидели над картами, сводками, донесениями, связывались с частями по проводам. С особым тщанием слушали они доклады дивизионной и агентурной разведок, вернувшихся из белых тылов.
На рассвете, сложив самые необходимые документы в планшет, Тухачевский в сопровождении Павлова отправился на Алое поле.
Тотчас в воздух поднялся двухместный самолет, и Федор Астахов[89] без круга повел его на запад. Тухачевский привалился к спинке сидения и закрыл глаза.
Он проснулся, как ему казалось, в ту же минуту: самолет заходил на посадку в Уфе.
ГЛАВА 28
ВСТАВАЙ, ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ!..
Жестко дубленная в боях, славная 3-я бригада 27-й дивизии, взяв Челябинск, днем и ночью отбивалась от наседающего врага.
В эти кровавые бесконечные сутки, затянутые дымами пожаров, пронизанные свистом и визгом летящих и рвущихся снарядов и криками конных атак, еще раз во всей силе проявились выдающиеся качества красных стрелковых частей.
241-й Крестьянский полк Ивана Гусева был великий дока по части маневра, он был хитрец и ловкач, этот полк, хвативший на своем коротком веку столько лиха, что его могло с избытком хватить на целую армию.
242-й Волжский полк, которым управлял Степан Сергеевич Вострецов, был медлителен и осторожен в маневре, но упорство и настойчивость его звенели в поговорках на всех линиях боя. Взяв рубеж, волжцы вцеплялись в него мертвой хваткой и почти никогда не отдавали врагу. Да и то сказать, батальоны родились в Симбирске, на родине Ильича, и отсвет великого имени лился на их боевое знамя.
243-й Петроградский полк, которым совсем недавно командовал Степан Вострецов, а ныне ведал Алексей Иванович Шеломенцев (стальной смельчак Роман Иванович Сокк еще долечивал в госпиталях свое тяжелое ранение), был такой полк, от которого командование всегда ждало стремительных и самоотверженных нападений. Петроградцы ошеломляли врага и доводили его да разгрома.
Попав в 241-й Крестьянский полк, Важенин немедля угодил в такую круговерть событий и стычек, что к вечеру у него все смешалось в памяти: выстрелы, марши, атаки, бог знает что еще.
Кое-как отдышавшись к исходу дня двадцать четвертого июля, Кузьма со смешанным чувством торжества и сожаления узнал, что нынче на рассвете в Челябинск и впрямь прорвались полки Вострецова и Шеломенцева — выходит, давешняя шутка Хаханьяна в Харлушах говорилась не зря!
241-й Крестьянский полк тоже на время заходил в город, но это случилось раньше, чем в части
