Однако Фекла Филипповна Пичугова, узнав о том из совершенно надежных источников, успела вовремя предупредить своих.
Через десять суток, потеряв надежду и терпение, каратели свезли останки убитого большевика в овраг Белая Глина и бросили его там.
Семья похоронила павшего героя в скованной морозом земле.
Узнав о гибели Никитина, подпольщики и партизаны поклялись заплатить неприятелю сторицей.
Да, конечно же, — пришлый враг плохо знал Урал, начиная войну. Когда бы не так — и Колчак, и Гайда, и Нокс, и Жанен должны были там, в майском вечере мятежа и переворота, увидеть эти десять минут ненависти и клятвы.
Потом партизаны выбрали нового руководителя. Им стал политкаторжанин и боевик Петр Дмитриевич Костерин.
Разведчики еще до совещания доложили подполью все, что следовало, об убийце Никитина, а также о надругательстве над телом товарища.
Теперь Костерин предложил решение, и его утвердили всеми голосами. Боевики объявляли беспощадный «красный террор». Уничтожению подлежали предатели, провокаторы, палачи. К смерти приговорили прежде всего младшего Фирсова и провокатора Соколова.
Однако Фирсов, почувствовав слежку и зная, чем она грозит, бесследно исчез из Карабаша. Партизаны послали своих людей в Кыштым, Екатеринбург, Челябинск, Златоуст. Приказ требовал: «Найти во что бы то ни стало!» Его не сумели выполнить.
Казнить Соколова поручили Константину Булычеву, Петру Никитину и Дмитрию Бортникову. Приговор надлежало осуществить без выстрелов, в тишине, — так приказал командир.
Руководитель разведывательной группы Булычев подстерег Соколова на улице в вечерних сумерках. Прикрытый своими, боевик ударил врага тяжелой дубиной по голове, и провокатор умер без звука.
Но случилась тяжкая промашка, которую сложно было упредить. Кровь убитого попала на тулуп боевика, и партизана схватила белая контрразведка. Булычев на допросах скрипел зубами, грыз себе губы, но молчал. Его не только пытали, но трижды «выводили на расстрел», и все же ничего не добились. Капитан Ганжа был вынужден освободить арестанта. В тот же день молодой человек перебрался в отряд.
Попала в застенок тогда и Фекла Филипповна Пичугова, на которую указал старший Фирсов. Ее били многие дни и ночи, выпытывали — кто казнил Соколова? Она твердила: «Не знаю», — и ее тоже пришлось отпустить.
Росли ряды партизан, все плотней становились их связи с честными людьми Соймановской долины. Враги понимали это, а кто не понимал — чувствовал шкурой, как волк, которого настигает облава.
В апреле 1919 года в лесу получили инструкцию, которую разработала 3-я Сибирская подпольная конференция большевиков. Директива требовала от партизан захватывать склады оружия и снаряжения, казенные и частные деньги врага; взрывать рельсы, мосты, шахты; разрушать станции и телеграф; захватывать или уничтожать продовольствие; готовить крестьян к активной борьбе, нападать на отдельные отряды белых.
Наступала пора решающих схваток в тылу Колчака.
Надо было прежде всего сломать коммуникации противника, вывести из строя рокаду[15], затруднить связь фронта и тыла.
В первых числах апреля группа Михаила Сорокина ушла на Самаро-Златоустовскую железную дорогу, и тотчас прервалось движение поездов на участке Златоуст — Миасс: подпольщики взорвали и разобрали путь, спилили столбы связи и вырезали провода.
В те же дни отправилась на Пермско-Челябинскую линию группа Федора Беспалова, и белое командование вынуждено было направить воинские части на перегоны между Кыштымом и Уфалеем. Солдаты день и ночь чинили покореженный путь.
Партизаны могли бы сделать много больше, но остро не хватало оружия. Выполняя инструкции Центра, боевики нападали на склады, разоружали полицию и солдат. Однако это были крохи в сравнении с нуждой.
Еще в марте челябинцы обрушились на интендантский склад города, захватили оружие и боеприпасы. Но Соймановской долине они смогли выделить всего двадцать четыре винтовки, пять наганов, немного патронов и пироксилиновых шашек.
Были не только удачи. В том же апреле на явку отряда в Карабаш пришел челябинский железнодорожник Петухов. Подпольщик принес черную весть: провокатор Образцов выдал врагу весь Центр, и колчаковская охранка схватила шестьдесят шесть человек. Вождям челябинского подполья Софье Кривой, Дмитрию Кудрявцеву, Вениамину Гершбергу, Залману Лобкову, Алексею Григорьеву и многим другим, без всякого сомнения, грозила мучительная смерть.
В Карабашском отряде царил необъявленный траур. Порвались налаженные связи, многократно возросла опасность провала, надо было подготовиться к приему людей, которых мог еще выдать Образцов.
Пришлось немедля менять пароли, готовить новые явочные квартиры, усилить охрану лагеря, день и ночь наблюдать за «почтовыми ящиками». В лесу почти круглые сутки рыли новые блиндажи, сооружали командный и наблюдательный пункты, а также добавочные тайники.
Вскоре посланцы отряда отправились в Челябинск: надо было наладить связи с уцелевшим подпольем.
Десятого апреля, поздно вечером, одиннадцать челябинцев и карабашцев собрались в подвале дома Моисея Прокудина, отца Ивана. Прежде всего решили тотчас переправить на базы Соймановской долины всех подпольщиков Южноуралья, которых знал Образцов. Люди эти пока спасались в подвалах и на чердаках, но оставаться в городе все равно было опасно. Затем обсудили план диверсий и пропаганды.
Призывая к мщению, боевики понимали, что сами обязаны подать пример. Такой случай вскоре представился. Челябинск сообщил Карабашу: с пятнадцатого по двадцать пятое мая в Уфу отправляются семь поездов с войсками. Центр распорядился вывести из строя железную дорогу.
Снова группы Михаила Сорокина и Федора Беспалова рвали рельсы и мосты, городили завалы, не давая эшелонам двигаться к фронту.
В пору, когда над горами гремели майские грозы, красные начали свой железный марш на восток. Большевики взяли Бугуруслан, Белебей, Бугульму; рабоче-крестьянские дивизии шли на Уфу.
Руководители челябинского подполья решили провести в Карабаше съезд коммунистов окрестных городов, выработать общий план борьбы.
Девять дней, с первого июня, работала партийная конференция. Карабашских боевиков представляли Петр Никитин, Петр Костерин и Константин Булычев. Кроме них присутствовали начальники служб штаба, командиры групп и вожаки отрядной агентуры.
Было решено всеми силами срывать эвакуацию заводов и шахт, уничтожать врага, и везде, где можно, собственными силами восстанавливать Советскую власть.
Конференция обязала партизан связаться со штабом 5-й красной армии и выполнять его приказы. Утвердили руководство отряда. Его командиром стал Федор Кузьмич Зайков, унтер-офицер старой армии, бежавший из колчаковской тюрьмы. Комиссаром назначили Петра Акимовича Никитина, начальником контрразведки Ивана Моисеевича Прокудина. За экспроприации отвечал Николай Сорокин, за боевое снабжение — Петр Пичугов.
Лоза дочитала последнюю страницу папки, завязала тесемки и несколько секунд сидела без движения.
— Они плохо знали, с кем связались, — вслух произнесла она. — Урал не простит вам крови, господа!
Передавая бумаги Яну Вилисовичу, сказала убежденно:
— Я все запомнил, что следует. Все, что может понадобиться в работе.
— Что же вы запомнили, молодой человек?