равнодушие, как известно, имеют почти всегда один исход — кровь.
Еще молодой коммунист (он вступил в партию в декабре семнадцатого года), Эйхе уже отменно знал силу большевистского слова. Потому, обсудив все военные вопросы, устало кивнул Гончарову:
— Твой черед, Николай Кузьмич.
Комиссар поднялся с места. Сказал:
— Все помнят, какое значение придает Владимир Ильич Уралу. Ленин требует вернуть Республике край до зимы.
В противном случае Красная Россия погибнет, и мы будем отвечать перед историей за ее гибель.
Из этого следует только одно: каждый боец обязан усвоить жесткую истину: он лично, именно лично, отвечает за будущее.
Никаких розовых красок, никакого подслащивания в разговорах с людьми. Весь путь — смертельная опасность, и мы измотаем свои силы до предела, мы будем мечтать о сне, только мечтать. Мы должны вынести и вынесем это, ибо грандиозна цель, указанная нам.
Каждый боец должен подготовить себя к исполнению долга. Смерть или победа, иного нам не дано. Смерть или победа!
Это все, что надо сказать.
— Немедля в части, — распорядился начдив. — Через три дня — рейд.
ГЛАВА 7
В ГЛУШИ ОТВЕСНЫХ СКАЛ УРАЛА
26-я дивизия Генриха Эйхе нетерпеливо готовилась к прыжку через реку Уфу и выходу на Юрюзань. Красным предстояли — никто не сомневался — встречные бои, неизвестность, изнурение маршей, ночи без сна и еда на ходу. Люди, кони, винтовки, пушки, боеприпасы, плоты, лодки — все было, как пружина, сжатая до предела в ружье бойца.
В свое время штабы армии и дивизии условились: форсируя Уфу, они запутают Колчака ложными переправами и именно к ним постараются притянуть главный белый огонь.
Имитация переправ у деревень Тураевой и Каганского была тяжелым и рискованным делом. Для того, чтобы дивизии Каппеля поверили в красный бросок именно здесь, Эйхе обязан был сосредоточить на этих берегах немалые силы и послать их через реку почти открыто. А такие подлоги всегда окрашивают кровью гребни военной воды. Но еще важнее было узнать, не зря ли они, жертвы ложных переправ, то есть поддался ли на обман неприятель?
В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня шесть полков дивизии и кавалерия начали бросок. Пушкари 26-й непрерывно терзали снарядами восточный берег, в который зарылись дивизии Каппеля. С особой силой грызла артиллерия белую оборону напротив Каганского и Тураевой, наводя противника на мысль, что именно здесь главный удар большевиков.
Цена ложных переправ хорошо известна фронтовику всякой войны. Здесь все не так, как в обычном бою; чем больше ты притянешь к себе войск и оружия, чем пристальнее, важнее и тревожнее внимание чужих к тебе, тем лучше замыслу и победе. Ибо, вызвав огонь на себя, ты исключаешь солдат врага, его снаряды и пули с того участка, где совершится главный прыжок.
И белые, и красные отменно знали реку Уфу, разделявшую их. Самый крупный приток Белой, она мчится на юг меж крутых утесов, в щетине пихт, елей и сосен, в округлой зелени душистых лип и берез.
Всюду на пути наступающих темнели провалы карста, исчезали в промоинах известняков и доломитов речки и ручьи. Однако теперь на всю эту прелесть природы глядели глазами наступления и главного вопроса: как очутиться на восточном берегу ценой самой малой крови?
Почти везде левый берег господствовал над правым, и белые, чай, благодарили бога за эту выгоду. Глубина Уфы порой достигала трех, а ширина в низовьях — ста пятидесяти сажен, что опять же было на руку белым.
Именно потому с большим тщанием искали красные штабы место истинной переправы. Выбор пал на клочок Уфы возле деревеньки Айдос, где река то и дело меняла ход, образуя полуострова, подходящие переправе. Место это было рядом с хуторком Усть-Юрюзань, то есть прямо выводило в долину рейда, как о том нетрудно догадаться по названию малой кучки изб.
Наконец на землю опустилась черная июньская ночь, вода в Уфе стала остывать, и громадные звезды предгорья вздрагивали над головой.
Казалось, никто и ничто не нарушит теплой тихой темноты в эту благословенную пору лета. Даже ночные птицы и звери молчали, точно в осознанной тревоге вслушивались в звон беззвучия.
И в этот густой дремотный час у Каганского и Тураевой резко ударили пушки, и красные батальоны бросились в воду. Плоты и лодки открыто пошли к левому берегу, а в оврагах продолжали скапливаться пехота и полковая кавалерия.
Эйхе, Гончаров и Белицкий, много часов назад оставившие Явгильдино, где стоял штадив, поднялись на одну из редких высот правого берега. Они с напряжением вслушивались в звуки боя, пытаясь по ним определить, пошел ли противник на поводу у наступающих, приняв Каганский и Тураеву за главные переправы.
Пушки сначала стреляли залпами всюду, где белые могли ждать красных. Но вот постепенно все ощутимее огонь стал усиливаться на севере и юге участка, у ложных переправ наступления. И одновременно выстрелы слабели в центре участка, у деревеньки Айдос, где Тухачевский наметил прыжок через Уфу.
И вот уже все полки всеми средствами связи сообщили начдиву: в ряде пунктов противник снимает силы. В этом перечне значилась и та самая деревенька близ устья Юрюзани.
Но даже и теперь Эйхе не стал сломя голову мчаться на приступ. Он подождал еще полчаса и, лишь совершенно убедившись, что Каппель обманут, приказал войскам начинать схватку.
Тотчас кинулся в воду 228-й Карельский полк, краса и гордость 5-й красной армии. Он первый, смешав свою кровь с кипением Уфы, зацепился за левый берег врага. Но это был еще далеко не выигрыш боя: в скалах востока гнездилась, будто язвы, многоярусная оборона. И колчаковцев приходилось в прямом смысле слова выковыривать из окопов и траншей штыками.
Через сутки боя все полки 1-й бригады форсировали Уфу и кинулись на 11-ю пехотную дивизию Каппеля. Сбив ее с позиций, они перемешали отступающих с их соседями из 1-й и 6-й дивизий, совсем лишив генералов возможности управлять боем. Карельцы, которых вел новый командир полка Витовт Путна, многократно бросались в рукопашный бой, ибо все они помнили, что надо спасать свою 2-ю бригаду: она форсировала Уфу у Каганского, на виду у противника, и попала под сосредоточенный удар двух дивизий Каппеля.
Эта бесстрашная бригада уже изнемогала от огня и штыков неприятеля, когда Путна привел свой полк к ее полю боя.
Колчаковцы дрогнули, стали пятиться, и тогда красные пошли в штыки.
Двадцать шестого июня Эйхе вывел обе свои бригады к Абдулино и вышел к Юрюзани: первая часть задачи была выполнена.
А тем временем его северная соседка — 27-я стрелковая дивизия Александра Васильевича Павлова, обойдя врага, ждавшего ее у Караидели, форсировала Уфу возле Уразбахты и, повернув на юго-восток, устремилась к Апрелову. Таким образом, и Павлов оказался на главной своей магистрали: деревенька стояла на Бирском тракте. Отсюда 27-й надлежало спешить к селу Дуван, близ которого, по сведениям агентурной разведки, наступающих ждал потрепанный Уральский корпус.
Новый командарм Западной Сахаров метался, маневрируя резервами, пытался заткнуть многочисленные дыры обороны, чтобы погасить ход красных полков. Но как только он перебросил силы из своего центра на север, где дивизия Павлова била косыми ударами казаков, 3-я бригада Эйхе вместе с конниками Ивана Каширина осадила Аша-Балашовский завод и взяла его.
