– Ну… с Йолей… не слишком все хорошо. – Тося прислонилась к стене, ее взгляд блуждал где-то поверх моей головы. – Папа просил сохранить это в тайне, но, думаю, тебе я могу сказать… Они решили на некоторое время расстаться… То есть не окончательно, а чтобы проверить… Йоля уехала в Краков, к родителям… Знаешь, она вроде бы может продолжить там учебу на этих своих курсах… но отец, кажется, забил на всем болт…
– Тося! – Спохватившись, я резко снизила голос. Малолетка, наверное, подскочил в постели. – Что ты такое говоришь!
Кот Потом глянул на меня с буфета, ему не понравился мой тон. Затем снова засунул черную мордашку под хвост и смежил глаза.
– Нормально, – пожала плечами дочь. – Это жизнь. Люди сходятся, расходятся, потом снова сходятся… Папа со мной много говорит на эту тему, не то что ты…
Предстоящая поездка с отцом Тоси в Прагу, поездка, которой я Йоле совсем не насолю, уже перестала быть столь приятной. Гнусный у меня характер, вот что. Мне сделалось даже немножко жаль этого Йолиного, но я вовремя вспомнила, как он поступил со мной. Мужчины не очень сильно меняются – если попортили кровь первой жене, то и второй наверняка достанется. Но, учитывая, что он Тосин отец, я воздержалась от язвительного комментария.
– Не беспокойся, доченька, – сказала я. – Йоля еще молода, несомненно, воспринимает все чересчур эмоционально, а отец много работает. Вот увидишь, Йоля понежится у родителей и вернется. А как малыш?
– Ты так думаешь? – Тося пристально посмотрела на меня, а я не уловила, что было в ее взгляде, не поняла, утешила ли я свою дочь или огорчила, а потом она просияла: – Мелкий – просто чудо! Я видела его в последние выходные, Йоля приезжала! Он – прелесть, честное слово! Сказал мне: «Люлю Тосю»!
У меня слегка защемило на сердце. Если бы сложилась наша семейная жизнь, у нас наверняка были бы еще дети. Тося была такой сладкой, когда была крошкой! А теперь ее брат, но не мой ребенок, хотя и ребенок Тосиного отца, говорит ей «Люлю».
Мои читатели правы. В жизни нет справедливости, вот что! Тося отправилась к себе наверх, я долила в стакан с чаем кипятка, пошла к компьютеру и чуть было не грохнулась из-за Бориса. Всегда, ну просто всегда он лежит в проходе, особенно когда я несу что-нибудь горячее. А ведь есть еще сорок квадратных метров, по которым я не хожу. Например, под столом. Или у окна. Или возле тахты. Или в углу комнаты, где я редко бываю с горячими напитками, хотя там-то вполне подходящее место для лужи.
Я получила письмо от Голубого. Похоже, мне не стоит бояться женщин, от щедрых прелестей которых перепадает всему миру. Полдня я писала ответ, Петрусь заглядывал через плечо.
– Тетя, почему ты пишешь в «Ворде»?
Лист бумаги имеет то преимущество перед монитором, что его можно заслонить рукой, забиться с ним в угол и спокойно строчить послание своему любимому. А экран не прикроешь ладонью!
– Потому, – коротко объяснила я.
– А какая у тебя почта?
Я ответила какая, не слишком перегружая его эпитетами, он же еще ребенок, мой племянник.
– Нет, я спрашиваю – на каком портале?
Я ответила, потому что в виде исключения мне это было известно.
– Очень плохо, – пояснил Петрусь. – Я помогу тебе завести на лучшем. Быстрее проходит.
– Как-нибудь потом, – сдержанно заметила я и велела ему идти делать уроки.
– Тогда ты должна разрешить мне включить телевизор, – сказал Петрусь, окинув оценивающим взглядом мой компьютер.
– Ты собираешься делать уроки под телевизор? – фыркнула я.
Он протянул мне кассеты с фильмом «В пустыне и в джунглях».
– Должен же я сделать уроки, – вздохнул он.
Я выключила монитор и отправилась на кухню править текст. Решила не дискутировать с ним, не убеждать, что фильм отнюдь не то же самое, что книга. Зачем? Своего ребенка я уже вырастила, пусть этим занимаются его родители.
Позже зашли Кшись с Улей. Кшись попросил на время диагональную пилу, я вытащила ее из шкафчика под мойкой, Адам бы тоже ему одолжил. Кшись ушел, а Уля осталась у меня и взялась чистить орехи.
– Как там Адам? – спросила она как бы между прочим.
– Работает. Пишет, – также между прочим ответила я.
– Исе тот ее парень тоже писал, помнишь?
– Уля! – вздохнула я. – Исе тогда было четырнадцать лет. Адам – не парень Иси.
– Вот именно. Некоторые пишут, но не обо всем. Тот парень тоже не написал Исе, что попал в исправительную колонию.
– Что за инсинуации! По-твоему, Адам находится в исправительной колонии, а не в Штатах? – спросила я, хотя одним глазом поглядывала в текст и исправляла опечатки. Уля как заведенная колола орешки. Сейчас бросился на скорлупку и принялся гонять ее по всей кухне, подняв при этом безумный шум.
– Послушай, а может быть, тот новый мужчина – это твой муж?
– Какой новый мужчина? – удивилась я, но несильно и исправила «засранный» на «засланный». – Бывший муж? – уточнила я.
– Тот, про которого говорила гадалка! – напомнила Уля.
