– Но, мама, я же твоя подруга! – с обидой сказала Тося.
– Нет, дорогая, – я наконец сообразила, к чему она клонит, – ты прежде всего моя дочь, а я – твоя мать. Когда-нибудь мы с тобой подружимся. Но о некоторых вещах я пока не хочу с тобой говорить.
– Но, мама, ты должна! Я же говорила, чтобы ты не ездила к Адаму, правда? И надо было тебе унижаться! Он… что-нибудь тебе сказал? Обо мне? То есть он о чем-нибудь упоминал?
Я переложила стопки на стол, скрепила письма скрепками.
– Тося, извини, но мы говорили не о тебе, а обо мне и о нем.
– И что? – поинтересовалась Тося и плюхнулась возле Бориса на кипу писем, которыми мне предстояло заняться.
– Ты села на мою работу, помнешь. Тося вытащила из-под попки письма.
– Ну и что, мама?
– Ничего. Не будет Адама.
Я повернулась к Тосе спиной, потому что не хотела, чтобы она видела, как глаза у меня наполняются слезами.
– Ах, мамочка! – Тося подбежала ко мне и обняла за талию. – И очень хорошо! Папа сказал, что ты всегда была женщиной его жизни и что ошибки надо уметь прощать. Папа хотел бы жить с нами. Sorry, я хорошо отношусь к Адаму, но, мама, мы снова сможем стать семьей!
Я замерла как вкопанная. Дочь отстранилась от меня, лицо у нее слегка вытянулось.
– Мамочка, я понимаю, что не сразу, ты должна привыкнуть к этой мысли, но ты увидишь, теперь все уладится…
– Папа хотел бы жить с нами? Уладится? Тося, что ты такое говоришь???
– Это вопрос времени, папа так сказал, а я помню, что когда-то я тебя спрашивала, могут ли люди снова сойтись, ты мне сказала, что конечно и что надо уметь прощать. Ты простишь папу, потому что эта его Йоля…
– Мне нечего прощать папе.
– Это замечательно! Потому что он беспокоится, что ты все-таки…
– Мне нечего прощать папе, и он никогда с нами не будет жить. Никогда! – резко сказала я и увидела, что у Тоси, как у маленького ребенка, скривилась мордашка. – Тося, к прошлому нет возврата. Я уже не люблю папу, и ты хорошо знаешь почему.
– Не говори так! – Тося, не владея собой, перешла на крик. – Не говори так! Я видела, как вы обнимались на моем дне рождения, как это было здорово! Папа тебя поцеловал! Он такой добрый со мной, а ты говоришь, что его не хочешь! Потому что этот чертов Адам вернулся! А я не хочу Адама, я хочу жить с родителями, как другие дети! Я взрослая, я не ребенок! И бабушка, и тетя Ганя, и Уля говорят, что еще не все потеряно!
– Ты уже не ребенок, Тося, к сожалению, – согласилась я, потому что видела: моя восемнадцатилетняя дочь – это маленькое несчастное дитя, которое что-то напридумывало. – Ты должна смириться с фактом, что у тебя разведенные родители. Что у твоего отца новая семья и что я одинока. Это трудно, однако ты должна.
– А твои родители снова живут вместе! Почему ты не возьмешь с них пример? Ненавижу тебя! Ненавижу! – крикнула Тося, развернулась, хлопнула дверью и убежала к себе. – Я еще вам покажу! Вам всем! Вот увидите, еще пожалеете!
Я не бросилась за ней. Я ничего ей не смогу объяснить. Попрошу, может быть, маму или отца, чтобы с ней поговорили. Тося втемяшила себе что-то в голову. Как мне объяснить своей дочери, что мило провести вечер в день рождения – этого недостаточно, чтобы снова влюбиться в бывшего мужа-подлеца? И что я любезничала с Эксиком только ради того, чтобы ей, Тосе, лучше жилось на свете? Я пусть недолго, но льстила себя надеждой, что можно все совместить: старую и новую семьи, поддерживать дружеские отношения, как в американских фильмах, быть в отличных отношениях с дочерью. Она тоже не может меня понять. Только когда появляются собственные дети, осознаешь поступки своих родителей. Я должна набраться терпения, еще десять – двадцать лет, и мы поймем друг друга.
Погодите, погодите… бабушка говорила, что еще не все потеряно? Моя мама?
Я сняла телефонную трубку.
– Мама!
– Да, дорогая?
– Ты когда-нибудь говорила с Тосей обо мне и о твоем бывшем зяте?
Молчание.
– Да, – моя мама смешалась, – был ничего не значащий разговор.
– И что ты ей сказала?
– Ничего. То есть почти ничего. То есть… ну знаешь, когда Адам уехал и появилась возможность… чтобы все-таки… учитывая, что ребенку нужен отец…
– Что ты ей сказала? – Я резко оборвала маму, хотя и непреднамеренно.
– Не разговаривай со мной таким тоном, деточка! – занервничала мама, – Мы всегда хотели тебе добра!
– Я – нет! – издалека донесся голос отца. – Меня в это не впутывай!
– Как ты смеешь?! – Мама одновременно разговаривала теперь и с отцом. – Ты же сам говорил, что
