по фабрике.
Она повернулась к Саре с извиняющейся улыбкой.
— Мне бы тоже следовало пойти с тобой, но у меня назначены встречи, и надеюсь, ты понимаешь.
— Я уверена, мы с мистером Фэллоном справимся.
Голос Сары и ее тон не оставляли сомнений — она просто счастлива, что не придется терпеть компанию Эвелин, и Рурк поморщился.
Он заметил мольбу во взгляде Эвелин, она просила понять ее. Никаких встреч на сегодня она не назначала. Рурку было достаточно посмотреть на ее лицо — Эвелин без сил, ей необходимо отдохнуть.
Вставая, он заставил себя широко улыбнуться Саре.
— Ну что ж, начнем, мисс Андерсон.
Молча, даже не взглянув на Эвелин, Сара поднялась. Рурк снова почувствовал ее запах — именно так он воспринимал цветочный аромат духов, шампуня, женской кожи. Он шагнул к Саре, взял под локоть и поразился жару, опалившему его руку. Сара вздрогнула от его прикосновения, спина напряглась. Рурк удовлетворенно улыбнулся — по крайней мере не он один чувствует эти «химические процессы».
— О, Рурк, еще одно. Пожалуйста, извести всех, что я назначаю чрезвычайное заседание правления. Все держатели акций с супругами должны явиться послезавтра в два часа дня без всяких исключений.
Рурк остановился на пороге, оглянулся, в его душе шевельнулось беспокойство. Эвелин была бледная и уставшая. Впервые за все годы их знакомства она показалась ему поразительно ранимой.
И одинокой.
Рурк нахмурился. Одиночество и ранимость — эти два слова никогда не связывались в его сознании с образом Эвелин Кэтчем.
— Не беспокойся, я позабочусь.
Это будет то еще заседание правления! Кэтчемы сойдут с ума, загудят, как растревоженный улей, уже оттого, что их собирают неожиданно и в приказном порядке, всех до единого. А когда Эвелин преподнесет им свой главный сюрприз…
Рурк покачал головой.
Рурк и Сара ушли, Эвелин осталась в кресле, уставившись невидящим взглядом в пространство. Она сидела не шевелясь, пока миссис Честер, собравшаяся уходить, не просунула голову в комнату.
— Могу ли я что-то для вас сделать, миссис Кэтчем?
С трудом Эвелин попыталась вырваться из плена охвативших ее мыслей и вернуться к реальности. Она перевела взгляд на окно и удивилась — солнце почти село. Со слабой улыбкой Эвелин посмотрела на миссис Честер.
— Нет, спасибо, вы можете идти. Сегодня по телевизору ваша любимая программа, миссис Честер. Незачем ее пропускать.
— Но мистер Фэллон просил как следует присмотреть за вами. Он сказал, что вы не слишком хорошо себя чувствуете и…
— Мистер Фэллон напрасно беспокоится. Со мной все в порядке. Я немного почитаю и лягу спать. Так что спокойно отправляйтесь.
— Ну ладно… Если вы уверены…
Женщина ушла. Эвелин через силу поднялась с кресла и медленно побрела в спальню. Она устала. Очень сильно устала.
Широкая кровать манила, обещая покой, тело жаждало расслабиться в мягкой постели, но взбудораженные мысли, нахлынувшие воспоминания не пускали. Посреди комнаты Эвелин вдруг остановилась. А потом медленно, словно против желания, влекомая неодолимой силой, обернулась и обвела взглядом книжные полки. В глазах застыла боль.
«Нет, не надо», — стучало в голове Эвелин, а ноги сами собой, медленно, точно она была в трансе, понесли ее через комнату. Сложив руки на груди, будто этот жест мог защитить, она остановилась перед полками и посмотрела на тетради в твердых переплетах. Ее дневники. История жизни Эвелин Делакорт- Кэтчем, написанная ее собственной рукой.
На полках сорок тетрадей. А сорок первая, еще не дописанная, лежит на столе, готовая принять свежие строки. Каждая тетрадь отсчитывала год со дня смерти родителей Эвелин. Последние двадцать семь тетрадей — роскошные, в кожаных переплетах, с тисненым именем и датами, очень отличаются от предыдущих — до брака с Джо они были недорогие, из самого дешевого магазина.
Вопросы Сары эхом отдавались в голове Эвелин, как будто крутилась треснувшая пластинка, в голосе дочери слышались обвинение и вызов. Эвелин оглядела переплеты на верхней полке.
Ответы на все вопросы — там.
Эвелин редко возвращалась к старым тетрадям. За последние тридцать лет, пожалуй, ни разу. Она вообще старалась не думать о том периоде жизни, и больше всего на свете ей не хотелось перечитывать записи, полные боли.
Но бывает кое-что посильнее желания, здравого смысла, чувства самосохранения. Даже когда знаешь, например, что будет больно, если потрогать языком ноющий зуб, все равно не удержаться.
Все существо Эвелин вопило: «Нет! Не трогай! Оставь это!»
А дрожащая рука тянулась к верхней полке и вынимала девятый том из ряда.
Прижав дешевый переплет к груди, Эвелин протащила измученное тело к шезлонгу, стоящему у камина, и со вздохом легла. Дата, которую она искала, навечно врезалась в память. Судорожно вздохнув, она собралась с силами и трясущимися пальцами открыла майские записи.
Эвелин печально покачала головой. Боже, какой молодой и какой глупой она была.
«Я все еще не могу поверить. Я пытаюсь щипать себя, но это не сон. Он в самом деле
Эвелин откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Какая дура. О Боже. Ну как она могла оказаться такой наивной? Такой романтически невинной?
Ей и в голову не пришло задуматься, почему этот сердцеед заинтересовался робкой восемнадцатилетней девушкой. Эвелин открыла глаза и уставилась в потолок, прикусив нижнюю губу.
В восемнадцать лет она была так одинока, всеми заброшена, ее сердечко жаждало любви. Пританцовывая, без колебаний или вопросов, с радостью она вышла на следующий вечер из общежития под руку с Ларри. Не шла, а парила над землей, голова кружилась от романтических мечтаний.
А дальше — обвал.
Глаза Эвелин увлажнились, она заморгала и решительно перевернула страницу, перейдя к событиям следующего вечера. Она смотрела на буквы, и все внутри дрожало. Тот вечер навсегда изменил жизнь, оставив шрамы в душе.
Даже почерк стал другим. Прыгающим. Неровным. Буквы угловатые, колючие, кажется, они буквально кричали о боли.
Даже теперь, после стольких лет, эти слова впивались когтями в сердце Эвелин. Боль терзала так, что ей хотелось плакать. Она оторвала взгляд от неровных букв, судорожно вздохнула. Она помнила, как писала, точно это случилось вчера. Оскорбленная, униженная, с единственной мыслью в голове — умереть, со слезами, текущими по лицу… Эвелин снова взглянула на страницу. Некоторые строчки расползлись от капнувших слез.
