центре ямэня, но было сочтено, что и там мы не в безопасности, и в конце концов нас привели в личные апартаменты префекта. В половине десятого (вечер был очень темным) нас проводили, предварительно переодев по предложению префекта в китайское платье, через черный ход по каким-то заброшенным садам в ямэнь военного мандарина. Этот офицер, у которого, по-видимому, под началом было немного солдат, взял нас под охрану, и, когда составилась процессия вроде той, что сопровождает китайских чиновников при въезде и выезде из города, нас отнесли в Юэчжоу в государственных паланкинах с опущенными шторами. За воротами ждала маленькая беспалубная лодка, на которой мы должны были отправиться к нашей джонке. Как только мы оказались в безопасности на борту, якорь был поднят, и в темноте нас перевезли в более дружелюбный город, точнее, в порт. Это случилось в ноябре 1865 года, а 24 августа того же года французский священник был убит разъяренной толпой в городе, расположенном неподалеку от Юэчжоу. Он, как и мы, пытался укрыться в доме местного дворянина, но, чувствуя, что оставаться там небезопасно, он ушел оттуда, чтобы добраться до ямэня префекта. По дороге его забросали камнями насмерть.
На юге провинции Цзянсу я посетил большое озеро овальной формы – Тайху. В окружности оно имеет приблизительно двести шестьдесят миль. Его окрестности весьма интересны. К северу располагается обширный хлопковый район, а земли на юго-западе славятся зеленым чаем и шелком. Гончарную глину, из которой изготовляют лучший фарфор, добывают поблизости; то же характерно и для Цзин-дэ-чжэна на берегах озера Поян.
Помимо эти трех важнейших озер, во время своих странствий я посетил еще несколько подобных. Хотя многие из них были сравнительно невелики, но очень живописны. Они напомнили мне о прелестных озерцах, которыми по праву славится мое родное графство – Камберленд. Но ни одно из этих меньших озер не доставило мне столько радости, как то, что находится рядом с городом Ханчжоу. С трех сторон оно окружено нагорьями, а с четвертой возвышаются городские стены Ханчжоу. Оригинальная пагода возвышается на склоне холма над водами озера, на юго-западном берегу тоже находится подобное сооружение, по всей видимости очень древнее. На озере на меньшем из двух островков стоит опрятное строение в китайском стиле, где, как передают, император Цяньлун жил во время посещения Ханчжоу. Перед этим дворцом идет примыкающая к озеру широкая каменная эспланада. От материка к острову в центре ведут два декоративных каменных моста, соединенные хорошей широкой тропой. Была ли эта дорога сооружена в честь визита этого императора, мне установить не удалось.
Насколько мне известно, в Китае священными считаются три озера. Духи, якобы управляющие ими, входят в государственный пантеон божеств, и во время специальных молений им приносят в жертву овцу и свинью. Кроме того, читают вслух обращение императора к гению озера, которое затем предают священному огню. Три озера, которым поклоняются таким образом, – это Дунтин в уезде Балин, провинция Хунань, Поян в уезде Поян, провинция Цзянсу, и Хунцзэ в той же провинции.
Геологическое строение земли в этой обширной и интересной стране пока мало кому известно, но в настоящее время на это пролили свет изыскания некоего ученого немецкого барона.
В течение нескольких последних лет подозрительность китайцев по отношению к иностранцам не давала последним проникать за пределы открытых по договору для внешней торговли портов. Однако со времени последней войны иностранцы в Китае живут в иных условиях: им разрешается путешествовать по обширной империи, прежде закрытой для них, с севера на юг и с востока на запад, хотя такие путешествия и не лишены опасностей.
В качестве иллюстрации опасностей, каким подвергаются путешественники при нападениях грабителей во многих диких и горных районах в глубине страны, осмелюсь привести здесь один эпизод, подробности которого вряд ли изгладятся из памяти участников.
В 1862 году, 12 декабря, преподобный Джон Престон из Английского уэслианского общества, покойный преподобный У.С. Бонни из Американского пресвитерианского совета и я отправились из Кантона в путешествие в глубь страны. Мы собирались проехать через северозападную часть провинции Гуандун и проникнуть в провинцию Цзян-си по дикому узкому ущелью, которое носит название Драконья шея. В течение первой недели наше путешествие шло очень удачно. Когда мы приехали в город Цунхуа, главный магистрат уезда предупредил, чтобы мы ни в коем случае не ездили дальше, поскольку окрестности наводнены грабителями. Тем не менее, сочтя, что это очередной крик «Волк! Волк!», когда на самом деле никакого волка нет, или же мандарины просто решили задержать нас, мы возобновили наше путешествие. Неподалеку от ущелья или лощины (длиной пять миль) нас остановили деревенские старейшины. Они сказали нам, что ехать через Драконью шею без сопровождения ни в коем случае нельзя: лишь за три дня до этого трое китайских путников были ограблены и убиты. Старейшины также сообщили, что велели кое- где поджечь заросли, чтобы разбойники не смогли там укрыться. Мы ответили, что готовы ввериться их защите. Они немедленно предложили, чтобы через ущелье к городу Сюэ-ди-бай нас проводили тридцать вооруженных молодых мужчин, тут же добавив, что каждому из этих храбрецов нужно будет заплатить по доллару. Это требование придало делу другой оборот, потому что мы намеревались проделать большой путь. Нам показалось, что утрата тридцати долларов нанесет слишком большой ущерб финансам, которые следовало экономить, поэтому мы решили не прибегать к предложенной помощи и пошли своим путем. Через ущелье мы прошли без приключений и поздравляли друг друга в надежде на то, что миновали самую опасную часть пути. Когда мы прибыли в Сюэ-ди-бай, местные жители встретили нас далеко не радушно. Многие (следует упомянуть о том, что это происходило вскоре после того, как наши войска ушли из Кантона) были грубы с нами, и никто даже не впустил нас к себе в дом. Возмущенные их поведением, мы снова сели на лошадей, и наша пятерка – мистер Престон, мистер Бонни, я и двое слуг – поскакала дальше, надеясь найти какую-нибудь гостеприимную усадьбу, где можно было бы переночевать. Мы не проехали и трех-четырех миль, как наша надежда сбылась, и мы отлично устроились под кровом дружелюбного китайского крестьянина. Хотя у нас с собой была провизия (в Китае путешественники, как правило, считают целесообразным еду брать с собой), этот добрый человек настоял на том, чтобы забить кур, уток и поросенка, – принял нас очень радушно. Его дети тоже приветствовали нас, с удивлением первый раз в жизни разглядывая людей с Запада. Вечером, когда по соседним селениям разнеслась весть о том, что явились иностранцы, в доме собралось много народу, и исключительно ради того, чтобы посмотреть на варваров. Во время разговора с гостями мы заметили в толпе четыре или пять зверских физиономий, присутствие которых не предвещало ничего хорошего; они, вероятно, хотели узнать о том, куда мы собираемся двинуться дальше. Вообще, у толпы, кажется, сложилось мнение о том, что мы странствующие купцы, едущие на дальние рынки, чтобы потратить много денег на китайские товары. На следующее утро в восемь часов мы вновь сели на лошадей и отправились дальше, для пущей безопасности – в сопровождении ополченца. Наша экспедиция двигалась в следующем порядке: впереди двигался Престон в сопровождении слуг и ополченца, я ехал немного позади, а вслед за мной – Бонни, пополнявший свои путевые записки. Стоял ясный, теплый день; по обеим сторонам дороги поднимались покатые склоны холмов, поросшие грубой травой. Вскоре послышались сердитые крики; посмотрев вперед, мы увидели, что Престон исчез за поворотом, где дорога, прежде прямая, образовывала угол в форме буквы «V». Но ошибиться относительно того, что случилось, было нельзя. Были отчетливо слышны крики: «Убьем его! Убьем его!»; казалось, это кричала сотня глоток. Впоследствии мы узнали, что разбойников было двадцать пять. Я тут же направил свою лошадь вперед, в то время как сопровождавший нас ополченец счел своим долгом так же проворно поскакать в противоположном направлении. Когда я достиг места, где случилась беда, то оказался в центре круга мушкетов, нацеленных мне в голову. Когда подоспел Бонни, с ним немедленно обошлись так же. Теперь каждому пленнику пришлось иметь дело с теми, кто захватил его в плен; мужчина со злодейской внешностью подошел ко мне и агрессивно заявил: «Мне нужна твоя одежда». Я отвечал, что если она ему нужна, то ему придется снять ее с меня, сам же я ее не отдам. Он сразу принялся примерять мою шляпу – она не подошла ему, и он швырнул ее на землю. Затем снял с меня пальто и жилет; тщательно осмотрев последний, часть облачения, в котором я нередко проповедовал пастве, разбойник явно решил, что этот предмет одежды подходит ему куда больше, чем мне. Надев его и застегнув до самого горла, он заявил, что ему нужно «Хуан цзинь, хуан цзинь» (желтое золото). В конце концов он оставил меня стоять, если можно так выразиться, в древнем галльском костюме. Как ни странно, главарь, наблюдавший и за жертвой, и за грабителем, энергично и дружелюбно жестикулировал, показывая, чтобы я не противился действиям его подчиненного. Это поселило во мне надежду в тот момент, когда, казалось, роковой исход близился. Но тут же подошел субъект мрачного вида, чье худое
