Желанная и вероломная

– Да. У нас очень старая плантация. Первый камень Камерон-холла был заложен еще в середине шестнадцатого столетия.

Дом изыскан и очень краске, и я молю Бога, чтобы его не разрушили.

– Должно быть, хорошее место, – задумчиво протянула Келли.

– Когда-то поместье процветало, теперь же плантации в запустении, потому что некому их обрабатывать. Хозяйством у нас всегда занимался Дэниел. Он знал, как содержать дом, что сеять, когда и куда сбывать продукцию. Когда мы вернемся, все уже будет по-другому. – Он помолчал. – Если мы вообще вернемся. Не знаю, Келли. Говорят, что нельзя возвращаться на старые места. А вы, как думаете?

– Думаю, : что вернуться домой – это очень хорошо, – тихо сказала она, стараясь не выдать волнения. – Там, вдалеке от мира, в котором живете вы, находятся ваши жена и сын.

– Ну, мой сын еще очень мал. А Кирнан, – он улыбнулся, – она убежденная мятежница. Ничего себе проблема, не правда ли? А, я, кажется, как и мой брат, отнял у вас слишком много времени. Я уезжаю, во обещаю написать, как только увижусь С Дэниелом.

– Да, да, прошу вас!

Он кивнул.

– Я бы заехал к вам на обратном пути, но война есть война, и подобные обещания бывает трудно сдержать. Впрочем, я напишу.

– Спасибо, – отозвалась она и снова опустила глаза.

«Настоящая леди, – подумал Джесс. – Она, возможно, и сама не сознает этого, но даже в простом платьице Келли Майклсон – леди до кончиков ногтей. Дай Бог, чтобы Дэниел понимал это».

Джесс поднялся и заторопился к своему коню. Келли окликнула его с крыльца:

– Доктор Камерон!..

– Да?

– В моем сарае от ран умер один молодой солдат. Из армии Союза. Мы похоронили его за домом, на нашем семейном кладбище. Но у меня остались его личные вещи и письме к матери. Я хотела приложить небольшую записку. Вы не задержитесь на минутку?

– Конечно, – согласился он.

Келли тотчас сбегала в дом и вернулась с вещами солдата.

Глаза ее светились тревогой.

– Прочтите, пожалуйста, и скажите, стоит ли посылать такую записку.

Джесс быстро пробежал глазами текст.

«Мадам,

С глубоким прискорбием сообщаю вам о гибели вашего сына.

Он умер от ран неподалеку от моего дома около Шарпсбурга.

Он не мучился, смерть его была мгновенной, и умер он смертью храбрых, защищая своих товарищей. Мы с почестями похоронили его. Он покоится возле могил моего отца и моего мужа на нашем семейном кладбище.

Храни вас Господь,

Келли Майклсон».

Камерон вопросительно взглянул на Келли:

– Это правда?

– Нет, – покачала головой она.

– Прекрасное письмо. Я позабочусь, чтобы оно дошло до адресата.

Джесс хотел было что-то сказать, собираясь попрощаться, но вместо этого просто пожал ей руку.

– До свидания, миссис Майклсон. Берегите себя.

– Храни вас Бог, сэр. Храни вас Бог!

Козырнув ей, он тронул коня. Оглянувшись на повороте, он увидел, что она все еще стоит на крыльце – высокая, красивая и в лунном свете словно неземная.

«Ах, Дэниел, сукин ты сын! – вертелось в голове у Джесса. – Если бы ты просидел в тюрьме до конца войны!»

Но Камерон-старший не был уверен, что застанет брата в Олд-Кэпитол, даже если сейчас же поскачет туда во весь опор.

Что ж, именно так он и сделает.

Дэниел, лежа на соломе, задумчиво жевал травинку и с интересом наблюдал за происходящим. Правда, ничего особенного не происходило. Четверо заключенных были поглощены игрой в карты на табак и виски. Кое-кто просто отдыхал. Старый Руфус Маккензи читал Библию. Всего в камере сидело двадцать четыре человека.

От параши у стены невыносимо воняло, впрочем. Билли Будэн уверял Дэниела, что через некоторое время он привыкнет к запаху.