Эйдан был хорошим сыщиком, а лишь бы от него избавиться.
— Я сейчас позвоню Хиршфилду, моему ассистенту, и попрошу его достать для тебя прошлогодние дела. Они подойдут?
— Это было бы здорово. Спасибо.
Йонас не стал звонить по телефону, он просто вышел из кабинета. Неужели для того, чтобы отдать указание Хиршфилду выдавать не все дела? Но почему?
Йонаса долго не было. Так долго, что Эйдан действительно заподозрил в этом уловку, чтобы отделаться от него. В конце концов, он не был обязан ему помогать, несмотря на старую дружбу.
Когда Эйдан собрался уже плюнуть и уйти, Йонас вернулся. Он заметно нервничал. Проведя пальцем под воротником, он вручил Эйдану конверт из плотного картона:
— Здесь все, что может тебе помочь. Все.
— Спасибо, дружище.
— Ты теперь тоже прикипел к Бурбон-стрит, а?
— Не то чтобы прикипел… — Эйдан задумался, — но людей что-то притягивает в этом баре.
— Мы, местные, ходим туда, а остальные — за нами. Местные ходят, потому что знают, что встретят там других местных. Вот такая карусель. А что — может быть, ты скажешь, что дело тут нечисто? Вот черт, и впрямь — людей туда
— Пока не собираюсь. Там еще много работы. Дом, оказалось, крепкий, и теперь мы наняли подрядчика.
— Что ж, удачи.
— Спасибо.
…Вернувшись в гостиницу, Эйдан почти сразу позвонил Джереми. Интересно, что три брата, приезжая в город, останавливались в разных местах. Он жил в гостинице Monteleone, принадлежавшей семье итальянцев. Джереми предпочитал маленький отель на той стороне Джексон-сквер, под названием Provincial, а Заку был по душе полупансион где-то еще.
— Привет, как дела? — спросил он, когда брат снял трубку.
— Я наведывался к друзьям в полицейское управление, — сообщил Джереми.
— Ну?
— Сейчас разбираю информацию, которую от них получил. А ты?
— Я вытащил из Йонаса все, что смог. Сейчас займусь этими делами. Где Зак?
— Он в доме, с подрядчиком. Говорит, нашел что-то интересное в Интернете. Приглашает нас завтра встретиться в доме. Он уверен, что все будет закончено к концу месяца и мы сможем устроить праздник в пользу сироток.
По тону Джереми можно было догадаться, что он рад, что хотя бы один из них близок к намеченной цели.
«Странно, — подумал Эйдан. — Мы все трое — вроде бы разумные здоровые парни. Но все мы положительно помешались на этом деле, словно это поможет нам исправить ужасы нашего прошлого».
— Хорошо. Поговорим позже.
Эйдан положил трубку и приступил к разбору документов.
Йонас сдержал свое слово. Он ничего не утаил. Наоборот, он выдал Эйдану даже больше, чем требовалось, хотя многое из этого было бесполезным хламом. Например, отчеты, касающиеся людей, которые уехали куда-нибудь, чтобы порвать с прошлым и начать жизнь заново на новом месте. Но некоторые дела оказались любопытными, и одно из таких сразу привлекло его внимание.
Дженни Трент, учительница, проживавшая в Лафайете.
Она прибыла в Новый Орлеан три месяца назад, планируя переночевать здесь и рано утром отправиться дальше. О ее исчезновении заявили лишь месяц спустя, потому что это произошло во время летних каникул. Ее единственная родственница, вдова ее двоюродного брата, одна воспитывающая троих детей, не беспокоилась, пока в сентябре ей не позвонили из школы, чтобы спросить, почему Дженни не вышла на работу.
Согласно описанию, рост Дженни составлял пять футов три дюйма,[9] а вес — сто двадцать фунтов.[10] Ей было двадцать восемь лет. За шесть лет работы в школе она скопила денег для поездки в Южную Америку, где планировала провести двадцать восемь дней.
Исследование ее домашнего компьютера показало, что она распечатала свой посадочный талон. По данным авиакомпаний, она так и не села на самолет, который должен был доставить ее в Каракас через Майами.
Никто не знал, где она остановилась — или планировала остановиться — в Новом Орлеане. Данные о последних операциях, проведенных по ее кредитной карте, полиции ничего не дали.
Ее возможная смерть могла иметь место не ранее трех месяцев назад. Этого недостаточно, чтобы тело сгнило до костей. Если только ему не помогли — не разрубили, к примеру, на куски и не оставили полежать на жгущей новоорлеанской жаре или в неглубокой могиле. Тогда другое дело. Он не был судмедэкспертом, но повидал довольно преступлений, и, насколько он мог судить, первая кость как раз соответствовала росту пять и три.
Пусть это называлось «хвататься за соломинку», за многие годы Эйдан привык доверять своей интуиции. Чем дальше он читал, тем большее возмущение его охватывало. Эта молодая женщина делала в жизни только правильные вещи — она училась, она нашла работу, она работала и откладывала деньги на поездку своей мечты. А потом она исчезла. Поскольку у нее не осталось никого ближе вдовы ее двоюродного брата, в одиночку воспитывающей троих детей, некому было потребовать расследования, и ее дело пылилось на полке.
Были и другие интересные случаи, но им было далеко до случая Дженни Трент.
Он поднял трубку и позвонил Джереми.
— Мы, кажется, договорились встретиться через три часа, — сразу отозвался брат.
— Послушай, у тебя есть что-нибудь на женщину по имени Дженни Трент?
— Да, есть кое-что.
— По моей информации, с ее кредитной карты не производилось оплаты гостиницы, мотеля или хостела. Других сведений нет. Что у тебя? — спросил Эйдан.
— Кое-какие покупки… нужно еще проверить… Но вот тут… оплата счета в заведении, которое мы знаем и любим.
— Да?
— Называется «Берлога зомби».
Название ничего не говорило Эйдану.
— А что это?
— Это официальное название клуба «Хайдэвей», где я играл вчера вечером.
— Ах, вот оно что… — пробормотал Эйдан, недоумевая, чем владельцам не угодило название «Берлога зомби», ведь оно куда более броское, притягивающее внимание. — Что у тебя насчет ее близких?
— Миссис Бетти Трент, вдова двоюродного брата, Лафайет.
— То же, что и у меня. Думаю, мне стоит к ней смотаться.
— Туда два часа езды, — предупредил Зак.
— Знаю. Можно тебя кое о чем попросить?
— А что такое?
— Зайди в «Чай и Таро», на Ройал.
— Чтобы передать от тебя привет великолепной мисс Монтгомери? Жаль, что ты не видел ее вчера на сцене. Она здорово поет. Гадает, наверное, тоже лихо, — усмехнулся Джереми. — Ну, так что ей передать?
Эйдан взглянул на часы. Для поездки требовалось не менее пяти часов.
— Скажи ей, что я заеду за ней домой в семь тридцать.
— Хорошо, — сказал Джереми вопросительным тоном, хотя напрямую ничего не спросил.