— Его не было при разорении Вилусы, — сказала я. — Я сделала так, чтобы отец Арена не взял его с собой. Арен не покидал Пилоса до того, как отплыл к Библу с последним флотом Неоптолема.
— Это хорошо, — произнес Ней. Видно было, что он пытается подходить к вопросу непредвзято — как к любому делу, какое бы я ни начала с ним обсуждать, даже к самому неприятному. — Значит, ни у кого нет с ним кровных счетов. Но все же он ахеец.
— Он мой брат. Сын моей матери, рожденной в Вилусе. Он принадлежит народу Вилусы так же, как и я.
Ней вздохнул, и я поняла, что получу свое.
— Чего ты хочешь?
— Привести его сюда, — ответила я. — Я не могу оставить брата в рабстве у египтян.
— Хорошо. Но пусть отвечает за себя сам. Я не собираюсь бегать и защищать его от каждого косого взгляда.
— Будет достаточно, если ты его здесь примешь. Никто не рискнет нарушить твою волю.
— Если бы! Когда-то, может, так и было, но сейчас… — Ней вздохнул. — Мне нужен твой совет, сивилла.
Он повернулся в сторону реки и подвел меня к ограде. Я поняла, о чем будет разговор, хотя не так уж его ожидала — откуда мне знать намерения Нея, все время пропадающего во дворце…
— Народ разделился, — сказал он, помолчав. — Надо быть глупцом, чтобы этого не заметить. Одни, как мой отец, считают, что мы должны уплыть из Египта и искать других путей; остальных устраивает служба у фараона, и они не прочь остаться. — Он взглянул на меня. — Знаю, тебе нравится Египет, ты со многими здесь подружилась. Ты поймешь, почему я пошел на сделку.
— Да. — Я и вправду понимала, хотя бы частично. Наемная служба здесь выгодна, за сопровождение судов мы получали бы меньше. Но может, он подразумевал что-то еще? Может, царевна для него — тоже часть сделки, заключенной ради его народа и скрепленной его собственной плотью?
Я тронула его руку. Он не отстранился, но и не ответил — сдержанный, учтивый царевич Эней…
— Ней, — осторожно сказала я, — сделки бывают разными.
Он посмотрел мне в глаза:
— Она красивая женщина, мне не на что жаловаться. — Повернувшись, он опустился на причал — туда, где сидели мы с Ксандром ночью после дворцового пира.
— Ней… — Я села рядом, не касаясь его.
— Я царевич, — проговорил он. — Всю жизнь я знаю, каково это — быть царевичем. Правители не выбирают, не живут для себя. Они в ответе за народ и поступают так, как пристало правителю. Мне повезло, когда отец выбрал мне в жены Креусу. Мне было семнадцать, ей четырнадцать; добрая, красивая — лучшего выбора и не представить… Я полюбил ее.
— То было благословение Владычицы Моря — Киферы, которую мы зовем Афродитой, — сказала я. — Ее возлюбленный, ты получал все, что в Ее власти было дать.
— Да. — Он качнул в воде ногой, обутой в золоченую сандалию. — Но любому мужчине когда-то приходит пора отвечать за себя самому, не полагаясь на материнские подарки. Нельзя же вечно надеяться, что мать все устроит и сделает тебя человеком.
— То же относится и к женщинам, — ответила я. — Стоя впервые с церемониальной краской на лице и совершая обряд без той, что была пифией, я чувствовала неизбывное одиночество. И понимала, что спокойной, безмятежной жизни не будет уже никогда.
Ней взглянул на меня искоса:
— Была ли она когда-нибудь, спокойная жизнь?
— Нет, но нам так казалось. Кианна тоже ведь думает, что все вокруг хорошо и надежно, что она под защитой Тии и Коса, и Бая, и Ксандра, и остальных.
— И под моей тоже, — сказал он. — Здесь она в безопасности, и еды хватает на всех. Ради этого я и иду на сделки. Вот так-то… — Он хлопнул меня по плечу, словно кого-нибудь из кормчих, поднялся и пошел прочь.
Я посмотрела ему вслед.
— Ты, мой царевич, неизмеримо ценнее любого хлеба и всех бобов в мире, — произнесла я, точно зная, что он меня не услышит.
Так Арен оказался у нас. Ксандр взял его в команду «Дельфина» и поручил ему заботу о Кассандре, пока тот не встанет на ноги. Лет им поровну, вряд ли они будут ссориться — характер у Кассандра спокойный, особенно сейчас, когда рана на ноге еще отнимает силы. Он, как и я, уже никогда не сможет бегать, но от гребца никто не требует легкой походки, ему важнее сильные руки и крепкая спина.
Вскоре после этого я, как обычно, пришла вечером в храм посмотреть на звезды вместе с Хри.
Огни города еще не начинали гаснуть, улицы казались многолюднее обычного. Я поделилась недоумением с Хри, тот в ответ улыбнулся.
— Взгляни на восточный горизонт, — показал он. — Видишь звезды над дальними холмами? Сегодня они не двинутся выше, но завтрашней ночью там, поднявшись из пустыни, взойдет холодный и ясный Сотис. Вступив на небо, он затрубит в охотничий рог, звук которого разнесется от края до края Черной Земли, и тогда Хапи, отворив сокровенные истоки Нила на Элефантине, освободит речные воды. Сорок дней Нил будет подниматься, заливая поля и даруя жизнь земле Египта. Завтра, в ночь восхода Сотиса, будет великое празднование. А в последующие пять дней наступят дни рождения богов.
— Я родилась в ночь первого восхода Сотиса, — проговорила я. — Так сказала Лида, она меня повивала.
Лицо Хри прорезала широкая улыбка.
— Чудесно! Дети, пришедшие в мир с восходом Сотиса, считаются в Черной Земле возлюбленными и избранниками богов — ведь они родились с ними в одну ночь. Владычица, назначив тебя к служению, подала тебе знак не несчастьем, а чистейшим звездным светом!
Я посмотрела на горизонт, где появится Сотис. В ночь перед тем как черные корабли пришли в Пилос, он горел тем же ясным и холодным светом, что и в ночь моего рождения.
С храмовой пристани раздались громкие крики, двор заполнился людьми. С крыши, где мы стояли, я увидела других жрецов: одетые в такие же, как у Хри, церемониальные одежды, они спешили к небольшому каменному зданию в конце причала.
— Что случилось?
— Нил поднимается, — ответил Хри. — Жрец, измеряющий по камням уровень реки, определил, что начался разлив. Хапи открыл свои воды! — Голос его на миг прервался от радости. — Вновь свершилось чудо, боги возобновили завет с Черной Землей!
Он коснулся ладонью моей головы.
— Завтра, дочь Вилусы, ты увидишь празднование, какого никогда не знала. Пусть ваш народ устроит пиршество, разделяя радость Черной Земли так же, как он разделял ее труды и опасности. Я пришлю вам вина и рыбы, пусть твой народ возликует, чествуя богов.
Ликование, по правде говоря, к нам никак не относится: мы не связываем почитание богов с восходом какой-то звезды. С другой стороны, отказаться от вина и рыбы, предложенных нам в дар, значило бы жестоко оскорбить Хри и наших хозяев, а праздник нашему народу не помешает.
Нея, конечно, пригласили на дворцовый пир. Он отправился туда еще до заката, гладко выбритый и умащенный, в белой складчатой юбке с поясом, скрепленным золотыми заклепками. Уходя, он улыбнулся мне, пока мы с Полирой пристраивали над огнем вертела для жарения рыбы. Уже ждали своего часа сладкие арбузы, и хлеб с медом, и мелко порезанные джутовые листья со взбитым яйцом, жаренные на плоских камнях и посыпанные козьим сыром. Я надела новый хитон — такой же, как и прежний, только не потрепанный от непрерывной носки.
— Доброй ночи, царевич Эней! — сказала я.
— Доброй удачи, сивилла! — улыбнулся он в ответ.
Через час из дворца прибыли носильщики с шестью огромными, высотой до пояса, кувшинами пива.
— Милостивая госпожа, — сказали они, — мы служим во дворце, царевич Эней приказал нам
