— Навсегда останется на карте!
Можно было бы закончить на этой победной ноте. Джулиет старалась не слишком откровенно поглядывать на часы.
— Я к вам еще зайду. Мередит с Аланом тоже. И Джеймс, когда будет свободен.
Дамарис печально улыбнулась:
— Спасибо. Ты приедешь на пару месяцев, но будешь чересчур занята. Так и должно быть. Твоя жизнь только начинается. Я с удовольствием доживу свою здесь. Оказывается, тут очень неплохая публичная библиотека.
Она встала, провожая гостью. По пути к двери прошли мимо викторианского секретера.
— Это стол деда Уильяма, — кратко бросила Дамарис, проведя пальцем по почти уже нечитаемым инициалам. — По правде сказать, надо было его там оставить. Мы так и не сумели прогнать тень Уильяма. Вот я в новом жилище, в новом городе, в новом районе и, смотри, все терзаюсь воспоминаниями об ужасном злодее. Видно, просто люблю себя казнить.
— Забавно, — пробормотала Джулиет, — мы так и не узнаем, было ли на самом деле завещание, или тот заверенный перевод, что показывал Ян, обыкновенная липа.
Дамарис промолчала. Ей, честной женщине, негоже обманывать, особенно Джулиет. Но что поделаешь? В то воскресенье, получив сообщение о смерти Яна, она обыскала башенную комнату. Была уверена, что если завещание существует, то Ян держал его при себе. И нашла. Оно было засунуто под отставший линолеум в углу. Написано по-немецки. Она в юности учила немецкий, поэтому с трудом с помощью словаря сумела прочесть. Все так, как говорил Ян. Признали бы его действительным — другой вопрос. Возможно, нет, но, чтобы обезопаситься, она его сожгла.
— Осторожнее за рулем, дорогая, — посоветовала она Джулиет.
— Я говорила об этом с Джеймсом, — сказала Мередит, старательно обвязывая бечевкой коробку с записями Джеффа Пейнтера по поводу гибели Коры Оукли. — Он хочет посмотреть, прежде чем я верну бумаги хозяину.
— Оно того стоит? — спросил Алан из-за последнего номера журнала по садоводству.
— Жутко интересно, но мне трудно составить определенное мнение. Нутром чую, что Уильям виновен, хотя бы потому, что, если бы не был, ему вполне хватило бы духу пренебречь общественным неодобрением. Он не стал бы удирать просто так. Полагаю, Джефф прав — Уильяму посчастливилось. Если бы еще один свидетель подтвердил показания экономки, все было бы иначе. Сначала Марта Баттон говорила уверенно, но, как только за нее взялся защитник, сникла, растерялась. Она не отказывалась от своих заявлений, но адвокат успешно сеял сомнения в их надежности. Если бы компания «Лондон кемикалс» заявила о пропаже мышьяка… Но его, видно, было так мало, что никто не заметил. Несомненно, Уильям был мерзавцем. Свидетельства девушки Дейзи Джосс надо оценивать с большим сомнением.
Алан положил журнал.
— Даже если Уильям был мерзавцем, игроком, бабником, дурным мужем, из этого не следует, что он убийца. И тот факт, что Кора верила в его связь с нянькой, не означает, что связь существовала в действительности, что бы она ни говорила экономке. Не забудь, есть свидетельства, что Кора пристрастилась к наркотикам, которые порождают дикие фантазии.
— Нет реальных свидетельств. Аптекарь старательно подчеркивал, что не говорит ни о каком пристрастии, просто предполагает на том основании, что она постоянно принимала опий. И разве не каждый надутый мужчина заявляет женщине, готовой устроить скандал: «Все это твои фантазии, дорогая»? Вполне могу представить, как Гадкий Уильям умненько через своего адвоката дает понять, что его жена наркоманка. Кто опровергнет? Несчастная Кора мертва. О мертвых можно сказать что угодно.
— Поэтому свидетельства тщательно проверяются. Тут действует золотое правило: не должно остаться никаких оснований для сомнений. Поэтому часто бывает дьявольски трудно обвинить подозреваемого. Миссис Баттон должна была выступить с заявлением гораздо раньше. Если б дала показания на предварительном следствии, возможно, следователь не вынес бы вердикт о несчастном случае. Как только он был вынесен, встал вопрос, как его опровергнуть. Присяжных надо убедить полностью, чтобы они согласились отменить предыдущее заключение.
— По-твоему, он это сделал? — требовательно спросила Мередит. — Плевать на доказательства, ты как думаешь?
— Фокусничал ли Уильям с мышьяком и самодельным испарителем? Да, возможно. Но я не стал бы полагаться на показания экономки. Тогда мы вернемся к тому, что думает полицейский по сравнению с тем, что может доказать. Если действительно хочешь знать, что меня беспокоит при полном отсутствии доказательств…
— Ну-ну, — подстегнула его Мередит, откинувшись в кресле, растрепав темные волосы.
— Хотелось бы знать истинную причину увольнения миссис Баттон. На процессе выдвигались две вероятные причины. Во-первых, в ее присутствии виновного Уильяма терзала нечистая совесть. Но, допустим, у миссис Баттон был собственный план? Может, она знала о свойствах мышьяка существенно больше, чем говорила? Всю жизнь травила им крыс и мышей. Возможно, сразу поняла, что означает запах чеснока. Особа мало сказать догадливая — наверняка опознала какой-то прибор. Возможно, решилась на шантаж. Поэтому промолчала на предварительном следствии. Через пару недель явилась к Уильяму и заявила, что располагает сведениями, способными опровергнуть вердикт. Уильям понял, что, если откупится, навсегда попадет к ней в руки. От нее надо было избавиться. Но еще одной подозрительной смерти в доме нельзя допустить! Сначала необходимо дискредитировать экономку. Понятно, что после увольнения любое ее слово будет воспринято как месть оскорбленной служанки. Конечно, игра рискованная, но ведь известно, что Уильям азартный игрок.
Алан снова взял журнал.
— С другой стороны, возможно, Кора пристрастилась к опию, упала под действием наркотика, вскочив с постели, сбила лампу и загорелась. В конце концов к такому выводу пришли присяжные. Уильяма оправдали. Можно сказать, что его надо было повесить. В долгосрочной перспективе это спасло бы от многих неприятностей. Но ведь нельзя отправлять человека на виселицу только ради того, чтобы избавиться от неприятностей в будущем, правда?
— Пожалуй.
— «Пожалуй»? — с усмешкой переспросил Алан.
— Ты меня понимаешь. — Мередит постучала пальцем по крышке коробки. — Это стоит прочесть хотя бы ради записей репортера. Некий Стэнли Хакстейбл. — Она улыбнулась. — Тут своя тайна. — И объяснила, видя удивленно поднятые брови: — На одной странице он нарисовал женщину в глубоком трауре и написал внизу: «Если ты живешь в Бамфорде, я найду тебя». Как это объяснить? С судебным процессом явно не связано.
— Может, он влюбился? — предположил Маркби, снова закрывшись журналом. — Люди влюбляются даже в более неподходящих местах, чем зал суда. Во время процессов эмоции разгораются. Возможно, Хакстейбл увлекся.
Мередит помолчала, а потом сказала:
— Послушай…
Алан опустил журнал и опасливо посмотрел на нее, сидевшую с коробкой на коленях, непривычно взволнованную.
— Я тут подумала и решила, что мне лучше на время вернуться к себе на Стейшн-Роуд.
— А… — глухо выдавил он. — Понятно.
— Нет, — быстро возразила она. — Я вовсе не отказываюсь от покупки общего дома. Просто здесь жить нельзя, поскольку это твой дом, и в коттедже нельзя, потому что он мой. Здесь я себя чувствую как в гостях. И ты у меня тоже. Мы решили искать дом на двоих и найдем. Когда найдем, переедем, и он будет наш — не твой и не мой. Начнем с чистого листа. Я выставлю коттедж на продажу — вдруг отыщется покупатель. Если не отыщется, возможно, опять передумаю. То есть если мы до тех пор общий дом не купим.
— Я думал, — сказал Алан, — ты не хочешь возвращаться на Стейшн-Роуд из-за вандальского разгрома.
