мог поделать с ним. Своими толстыми пальцами, на одном из которых сверкал огромный голубой алмаз (он верил, что алмаз приносит счастье), он постукивал по маленькому круглому столику, стоявшему рядом с его диваном. Фон дер Гольц прекрасно понял намек, кашлянул и после небольшой паузы продолжал:
„Хорошо Ваше Высочество. Ваши армейские соединения переживают не лучшие времена. Невозможно скрыть то, что в их рядах многие военнослужащие деморализованы. Франция, Англия и Россия — это многоголовая медуза, которая хочет расколоть вашу империю и разделить ее между собой. Они уже добились независимости балканских стран. Не менее важно и то, что христианское меньшинство внутри империи тоже претендует на свою долю пирога. Извините, господин… я хочу сказать, что они требуют собственной независимости. Для этого они образовали тайные общества и стремятся усилить свои требования за счет терроризма. Пред вами пример болгар и сербов в Европе. Здесь, внутри территориальных границ Турции, греки и армяне. Вы не можете закрывать глаза на их устремления. Они используют террор, чтобы добиться смягчения вашей позиции.
Более того, — казалось, фон дер Гольц колеблется, — они знают, что, если им удастся спровоцировать естественные репрессии со стороны армии или даже полиции, они, возможно, смогут добиться того, к чему стремятся. А это не что иное, как интервенция ваших недругов в Европе.
Было бы нелепо скрывать, что в последние годы терроризм получил большое распространение в ваших провинциях. Бомбы рвутся на улицах, на рынках, даже в мечетях, убивая невинных людей. Имели место волнения и грабежи. Вы сами были объектом покушения на Ваше Императорское Величество при выходе из мечети. Среди офицеров есть недовольные. Другие заражены предательством. Кроме того, скажу так же откровенно, как вы просили: страна разделена — и это, пожалуй, самое худшее — на панисламистов, сторонников Османской империи и поклонников Запада. А за ними идут националисты… Полагаю, Ваше Высочество, что у вас много крупных врагов, которым хотелось бы смести вашу империю с лица земли. Не менее верно и то, что к вам питают симпатии другие страны, одну из которых я здесь с гордостью представляю и которые являются верными союзниками Турции. Что бы ни случилось. И это не пустые слова. Сам император хотел, чтобы я подчеркнул это. Что бы ни случилось. И чего бы это ни стоило“.
Я между тем наблюдал за Шебнером-Рихтером. Он слушал молча, и казалось, что внутри его обуревают странные чувства. Я опасался, что с минуты на минуту он потеряет сознание по причине нервного напряжения.
Я отметил, что генералу фон дер Гольцу хотелось встать, пройтись по большому салону, жестикулировать. Он привык к этому. До недавнего времени он был профессором военного училища в Берлине. Он говорил со знанием дела, с полной убежденностью. Этот опытный военный мог наговорить столько… Но мне было видно, что он сдерживает себя. Он и так много сказал самому султану. Он не мог обижать его. Он не был дипломатом и должен был хорошо соизмерять свои слова. Он не должен провоцировать нежелательные последствия, поскольку считал турок весьма обидчивыми людьми.
Наш господин Абдул-Гамид тем не менее не казался задетым, скорее наоборот. У меня создалось впечатление, что его весьма заинтересовали слова генерала. Снова в салоне воцарилась пауза, и я понял, что фон дер Гольц испугался, не сказал ли он чего лишнего.
Султан вновь обратил свой взор на Шебнера-Рихтера, словно ожидая, что же скажет он. Султан даже слегка пошевелил правой рукой.
Но Шебнер-Рихтер был в ужасе. Было очевидно, что его охватила паника. Он, казалось, был не в состоянии говорить в присутствии этих двух великих людей. Было видно, что он знает, что должен сказать, но в тот момент он не мог произнести ни одного слова.
В этом был его слабый пункт. Именно этот момент отмечался во всех докладах о его личности. Его неспособность прочитать лекцию, выступить перед публикой. Он приехал сюда после того, как получил специальное письмо от Министерства иностранных дел. Сам министр пригласил его в свой кабинет в Берлине. Он заявил, что кайзер поручает ему специальную миссию. И объяснил, в чем она состоит. Миссия была секретная и деликатная. Мы узнали о ней от секретаря министра. Он был не в силах отказать нам. Да и как он мог отказать?
Шебнер-Рихтер поднял голову и, моргая, посмотрел в глаза султану Абдул-Гамиду. За этими зрачками скрывалось много секретов. И все-таки он хорошо понимал, зачем его прислали сюда. Он отчетливо понимал, что именно хотели от него.
Но в подобные моменты этот мужчина был всего-навсего измученным человеком, стремившимся поскорее выйти из этой ситуации. Было видно, как у него потели руки, как колотилось сердце в его груди, как подступала головная боль. Я не знаю, как ему удалось превозмочь себя. Прикрыв глаза, мобилизовав всю свою волю, он, казалось, рассматривал узорный рисунок на крышке стола, покрытого черным эбеновым деревом.
Поначалу он слегка заикался. Потом собрался и сосредоточился на том, что должен был сказать.
„Безмерно благодарен вам, Ваше Высочество, за вашу благосклонность. У меня слишком мало заслуг, чтобы находиться здесь. И тем более, чтобы вы выслушали меня. Но не сомневайтесь, что я в вашем полном распоряжении. Позвольте мне сделать очень короткое вступление…“
Султан сделал снисходительный жест рукой. Я хорошо изучил его. Он был в нетерпении, чтобы услышать Шебнера-Рихтера. И думаю, что не зря. Если ты не согласен, послушай, что он говорил.
„Вы знаете, Ваше Высочество, что граф Анри де Буленвийе в 1732 году написал книгу „Этюды о французской аристократии“. В ней он описывал господствующую расу — франков и подчиненную расу — галлов.
Намного позже, более века спустя, а именно в 1854 году, граф Гобино выпустил свою выдающуюся книгу „Этюды о неравенстве человеческих рас“. Он пришел к выводу, что история человечества это не что иное, как отражение, следствие превосходства одних над другими. Для него самая чистая раса — это арийцы. Это индоевропейская раса, к которой — для меня это очевидно — принадлежат и турки“.
Помню, что при произнесении этих слов Шебнер-Рихтер поднял глаза и встретился с непроницаемыми зрачками султана, которые, казалось, просверливали его насквозь. Шебнер-Рихтер быстро опустил глаза, ведь мало кто был способен выдержать такой взгляд. Может быть, последняя фраза не понравилась султану? Я подумал, что немцу стоило быть, пожалуй, поосторожнее. Он ведь знал, что подобную миссию ему доверяли впервые. И его выбрали среди многих, в том числе дипломатов и военных… Я заметил, как Шебнер-Рихтер краем глаза следил за фон дер Гольцем. В отличие от соотечественника, он внимательно рассматривал невероятное искусство местных мастеров. Казалось, он был поглощен роскошью в стиле барокко потолка в зале.
„Да, Ваше Высочество. Ваш народ, равно как и немецкий народ, тоже арийцы. Тот факт, что у одного народа светлые волосы и голубые глаза, а у другого — черные волосы и темные глаза, — не более чем следствие приспособляемости к климату. И те и другие — арийцы. К ним же относятся персы, индийские брахманы, скандинавы и классические греки. Арабы и евреи — другие. И те, и другие — семиты. Народы Средиземноморья представляют собой невероятную помесь. Вы знаете, этот гениальный человек — Жозеф Артур Гобино — умер в 1882 году. Но в Германии остался его рельефный оттиск, его школа, сохранившаяся благодаря открывшим его великим людям, таким как Вагнер…“
И тут я увидел, как Абдул-Гамид прищурил глаза. О, слава! Султан хорошо знал эту тему. Его династия насчитывала несколько веков. Он часто говорил мне, что подумывал о Сулеймане, об Османе, об Измаиле, о Селиме. Он уже осознавал, что ему оставалось мало времени. Он попытался модернизировать страну, развить Танзимат, новое законодательство — Танзимат — Хаирие. Полезное законодательство, внедренное его дедом Селимом Третьим. Оно было основано на созданных некоторыми людьми идеях, которые должны были править миром.
Шебнер-Рихтер смотрел на него, не решаясь говорить дальше. Он не знал, что его собеседника очень заинтересовали его слова. Эти европейцы были умными людьми, но тонкого восприятия у них не было. Казалось, они были способны понять мир, существовавший пятьсот лет назад, но не могли разобраться в окружающей их действительности… Султана должны были полностью проинформировать обо всем, что связано с его собеседником.
Вдруг установилась тишина. Султан сделал легкий жест правой рукой, в которой держал платок из зеленого шелка. Он хотел выслушать собеседника, потому что нечто похожее на эту новую идею уже
