Но для Гельмута возникла зацепка.
...Франек стирает в тазу рубашонку Василька. Отжал, повесил. Подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Убедился, что никого нет. Присел рядом с Васильком, перевел разговор на полушепот...
— Про подземный ход — никому, ни еднэго слова...
— Не, не скажу...— обещает мальчик.
— Мы пуйдэм с тобой через этот ход... у мене естэм ключ от боковых дверей костела... Пуйдэм в лес... Я тэж боюсь оставаться тутай... Мене могут заарестовать.., Бо я убежал из Люблина от гестаповцев. Ксендз взял мене за органиста. Я тэж музыкант... Тылько мене и тутай могут найти...
— Дядя Франек... Я хочу вернуться в лес... с папой…
— А где он?
— Вчера всех ловили... И его, может…
— Ты видел?
— Нет. Но он на костыле. Не мог убежать... Если он тут, давайте выкрадем его и убежим все вместе...
...Узники снова выстроены у стены. Как будто случайно, мимо и не обращая на них никакого внимания, проходят несколько солдат. Среди них — давший показание Гельмуту.
Он и только он незаметно всматривается в стоящих у стены.
Проходя возле Максима, опершегося на костыль, солдат ничем не дал понять, что опознал его.
За дверями стоял Гельмут.
Когда солдаты вошли, он всех отправил, кроме свидетеля.
— Узнал?
— Так точно, господин капитан, он…
Сам Гельмут не присутствовал на опознании Максима, у него были на это свои соображения: пока не хотел, чтобы у задержанного возникло хотя бы малейшее подозрение...
...Орган установлен в большом зале. Франек за клавишами проверяет настройку, тихо наигрывая мелодию полонеза. Рядом — Василек со скрипкой.
— То ест полонез Огиньскего...— объясняет Франек.— Был таки польский композитор... Тэж еднэго разу мусив покинуть Польшчу... И стало ему тенжко- тенжко в чужем краю... И написал тэн полонез, полный болю и смутку по ойчизне... Пенкна мелодыя?..
— Очень!..
— Сможешь повтурить?
— Попробую...
— А я буду акомпановать...
Василек поднимает смычок, несмело и не очень уверенно начинает повторять вслед за Франеком мелодию.
Органист подбадривает его одобрительными кивками.
Они не заметили, как мимо них прошел все тот же солдат-свидетель, внимательно посмотрев на Василька. За дверями его ожидал Гельмут.
— Тот?
— Так точно, господин капитан…
...Следственная. Гельмут прохаживается из конца в конец, как будто забыв о стоящем посередине комнаты Максиме. Все же садится за стол.
— Настаиваешь, что ты немой?
Максим мычит что-то неопределенное.
Гельмут пишет на листке бумаги:
«У тебя есть сын?»
Показывает Максиму. Дает ему карандаш, чтобы написал ответ. Максим делает вид, что ничего не понимает. Отрицательно вертит головой.
— Значит, сына у тебя нет?..
Максим продолжает отрицательно вертеть головой.
Гельмут уставился в глаза Максиму и смотрит долго, внимательно, изучая малейшее движение на его лице... Максим не отводит взгляда. Он тоже смотрит «непонимающими», «безразличными» ко всему глазами в лицо Гельмуту...
...По коридору солдат конвоирует Максима. По другому коридору помощник Гельмута ведет за руку Василька. Солдат открывает большие двери и пропускает в них Максима.
Максим — в зале, где установлен орган, и пока не понимает, почему его оставили одного.
В противоположных дверях показывается Василек.
— Папа!..— бросается к нему мальчик со слезами. Виснет у него на шее...
Максим мотает головой, мычит, давая понять, что он «немой»... Из боковой двери быстро входит Гельмут.
— Это твой папа?— вкрадчиво спрашивает Василька.
— Да!.. Мой!..
— Ну вот, а ты отрицал...— укоризненно качает головой Гельмут, грозя пальцем Максиму.— Ах, как нехорошо забывать своих детей!
...Максима опять увели в следственную. Гельмут сидит на краешке стола, его помощник стоит за спиной Максима.
Гельмут по-прежнему молча изучает его, следя за выражением лица. Движением взгляда подает условный знак помощнику.
Тот незаметно вынимает пистолет и стреляет около самого уха Максима. Лицо его слегка дрогнуло, что не прошло мимо внимательных глаз Гельмута.
— Ну вот,— улыбается Гельмут,— оказывается, «глухонемой» неплохо слышит... Пойдем дальше...
Помощник тычет Максима в спину и показывает на дверь.
Максим направляется к выходу, опираясь на костыль. Гельмут внимательно следит за его «негнущейся» ногой...
Подойдя незаметно сзади, помощник выбивает костыль из-под мышки Максима. Максим падает, потеряв опору...
— Встать!
Максим с трудом поднимается, ступает только на одну ногу.
Помощник поворачивает его в обратном направлении и опять тычет в спину, чтобы шел. Максим идет, подтягивая «негнущуюся» ногу. Помощник неожиданно бьет сзади носком сапога в изгиб колена — «негнущаяся» нога... согнулась...
— Так,— еще веселее улыбается Гельмут.— И с ногой все ясно. Теперь, может, заговоришь все же?..
Максим молчит.
— Ну ничего. Заговоришь.
...Гельмут не спеша мастерит бумажного голубя, как будто забыв, что перед ним стоит Василек. Пришла его очередь. Вроде бы между делом Гельмут ведет неторопливый разговор.
— Ну и давно твой папа стал немой?
— Когда война началась... От бомбы... Его контузило...
— Да, это бывает... И ты сейчас помогаешь ему?
— Ага. Я играю, и нам подают... Кто что... Ходим всюду.
— А зачем позавчера на станцию ходили?
— Солдатам поиграть... Они тоже давали нам...
— Тебя папа туда повел?
— Не, я повел.
— И пропустили вас?
— Не.
— И куда же вы пошли после?
— Мы не успели... Там как началось!.. Я как побежал со страха!..
— А папу оставил?
— Ага.
— Нехорошо...
— Он... не мог бежать...
— Зачем же было бежать?
— Так... всех ловить начали.
— Маленьких не ловили. Они же не виноваты. А раз ты побежал, значит, подумали, что ты виноват, и схватили.
— Не, я не виноват... Папа тоже.
— Конечно, нет. Я же не говорю.
Гельмут поднимает из-под стола футляр со скрипкой.
— Это твое?
