— He!
— Струмент я тут приховал, доски тож есть, зараз смастерим козлы!
— Смастерим!
— Смастерим!— закричали ребята наперебой.
— Смирна-а!..
Дети опять присмирели. Степан критическим взглядом прошелся по грязным босым ножонкам.
— Знаете, што такое лыки?— спросил он.
— Знаем!— ответил кто-то неуверенно.
— А знаете, где они растут?
— В лесу!— послышался еще один несмелый ответ,
— Так вот... Половина строя зараз пойдут в лес по лыки, заодно соберут грибов и орехов, другая останется со мной козлы мастерить!
— Пошли!— крикнул кто-то нетерпеливо.
— Атставить!— приказал Степан.— Не было команды! Слухай напоследок...— Он подошел к Анютке и Тишке, стоявшим в сторонке.— Вот этих штоб и пальцем не тронули, бо и они такие ж бесприютные, как и вы!.. Считайте, они — мои дочка и сын. Так и знайте: ежель што — отлуплю как Сидорову козу и прогоню отседова на все четыре!.. Поняли?
— Поняли!
— Ну вот. А теперь правая половина ко мне! Левая — в лес! Разойдись!..
Такое еще больше понравилось ребятам! Они лавиной помчались через поле в ближайший лес. Лес ожил, наполнился визгом, свистом.
Оставшиеся без крика и шума занялись во дворе более прозаическим делом — стали сколачивать из коротко нарезанных кусков досок козлы для топчанов.
Единственное, что централизовал Степан в своих руках — гвозди, которые выдавал по одному и показывал, куда и как их заколачивать.
...Утро. Дети спят на топчанах, прикрытые чем попало. Ни подушек, ни матрасов еще нет. Да ребятам, видимо, и не привыкать.
В одной комнатушке спят девочки, Среди них — Анютка. Рядом с ней скрючился Тишка. Анютка и ночью не захотела отпустить от себя малыша, чтобы не обидел кто.
...Спальня мальчиков. У полураскрытого окна ворочается мальчуган. Ему холодно. То, чем был прикрыт, сползло ночью и валялось на полу.
Мальчуган и проснулся от холода, поднялся, чтобы прикрыть окно. Глянул во двор, замер: в ворота въезжала военная двуколка. Мальчуган заложил два пальца в рот, свистнул на всю спальню... Детвора подхватилась, как по тревоге.
— Посмотрите, кто приехал!— крикнул он на весь дом.
Все сгрудились у окон, потом метнулись во двор. Лукерья и Степан стояли у двуколки и разговаривали с Кондратюком. А к нему уже мчалась ребятня, очертя голову. Окружили двуколку, кричат, смеются, улыбаются — узнали!
— Как живем-можем, орлы!— перекрыл густой голос Кондратюка детский шум.
В ответ поднялись еще больший шум и галдеж. В них потонули отдельные детские голоса.
— Атставить!..— скомандовал наконец Степан, видя, что иначе не дождаться порядка.
Ребята привыкли уже к его командам и враз смолкли.
— А теперя слухайте, што скажуть!..
Кондратюк обвел глазами детей, улыбнулся.
Ребята в ответ — тоже.
— Так вот, детки...— начал он негромко.— Идет осень, и что нам придется делать?
— Бульбу копать!
— Правильно. А еще будете сеять!..
Кондратюк слез с двуколки, поднял мех, взвалил на плечо и поставил на землю. Так же снял и второй мешок. На них хорошо видны слова, написанные дегтем:
— Наши!
— Наши!— узнали дети свои мешки.
— Бандиты украли их на мельнице!
— Бандиты украли, а мы нашли...— сказал Кондратюк.— Правда, нашла их одна девочка, это она показала нам, где бандиты спрятали ваш хлеб и много чего другого…
— А ее бандиты не убили за это?— поинтересовался кто-то.
— Хотели убить, стреляли в нее, а попали вот в меня...
— А где она теперь?— еще больше заинтересовались ребята.
— Не знаю. Мне в больнице уже сказывали, что она оказалась в нашем обозе, а после как в воду канула.
— Может, бандиты украли ее и убили?
— Все может быть...— неопределенно ответил Кондратюк.
На двуколку вскочил рослый хлопчик. Взмахнул рукой, чтобы все утихли, и запел «Вы жертвою пали»... Ребята, воодушевленные подвигом неизвестной девочки, стихийно подхватили песню, которую они, видимо, не раз слыхали в те дни...
Кондратюк снял шапку. Снял шапку и Степан.
Только Анютка и Тишка сидели поодаль.
— Чего это они поют?— спрашивает Тишка.
— Это кто упадет, так вот поют...— поясняет Анютка.
— А как упадет?— не отстает Тишка.
— Жертвою...
— А кто упал?
— Я не знаю...
Кончилась траурная песня. Кондратюк нахлобучил шапку.
— Может, ребята, она и жива, потому как, сказывали, будто собиралась куда-то ехать...
— А меня не пустили в вагончики...— услыхал Кондратюк дрожащий от обиды голосок Анютки.
Он резко повернулся на голос.
— Кого не пустили?!
— Меня...— подтвердила девочка.
Чекист взволнованно шагнул к ней, присмотрелся.
— Братцы!.. Так это ж она!..— крикнул он на весь двор, взяв на руки Анютку.— Так ты от батьки убегла с хутора?
— Мой папа на войне...
— А мамка?
— Не знаю. В лесу стреляли, я убежала, а мама потерялась...
— Это когда в поезде ехали?
— Ага.
— Милая ты моя!.. Да тебя ж мамка по всему свету ищет! Она ж и тут была!..
— И вы ее видели?— взволнованно спросила Анютка.
— Видел, разговаривал! И не раз!
— Где же ока теперь?
— Кто ж ее знает... Шукает, небось, где-то по станциям да по деревням...
Анютка зажала кулачком рот, чтобы не разрыдаться. Застыла в безысходном отчаянии... Ни слез, ни всхлипываний... Сжалась в комочек. Не слышит ни вопросов, ни утешений... Переходит с рук на руки окаменевшая, отрешенная от всего на свете...
...Вот уже Степан держит ее на руках. Что-то говорит. Анютка не слышит.
...Лукерья взяла ее на руки. Тоже, видимо, утешает... Анютка не слышит...
...Дети посадили ее на мешок. Окружили, наперебой предлагают кто ленточку, кто картофелину, кто кусочек морковки... Какой-то хлопчик расщедрился даже на спичечный коробок... Анютка ни к чему не притрагивается... Как будто все это не для нее...
Но вот, приняв, видимо, решение, девочка соскакивает с мешка, прорывается сквозь окружение и бежит со двора на дорогу и по дороге... по дороге... жадно глотая встречный воздух, задыхаясь и падая...
Во дворе опомнились не сразу. Первым спохватился Кондратюк. Он вскочил на двуколку, круто повернул коня и хлестнул его вожжами. Конь с места рванул крупной рысью.
За двуколкой бегут дети, Лукерья. Ковыляет взволнованный Степан... И самым последним клубочком катится Тишка. Ревмя ревет, уверенный, что Анютка хочет убежать от него, оставить... И только где-то на повороте дороги двуколка настигает Анютку. Выбившись из сил, девочка упала в дорожный песок. Кондратюк соскочил с телеги, подхватил ее на руки.
— Ты куда же это, а?..
Анютка молчит, никак не может отдышаться.
