действие.
– Вы все время говорит об «обычных случаях» и повторяете «если она была похищена ради выкупа»! – В голосе Тамары послышались истерические нотки. С каждым часом достоинство, с которым она держалась первое время, иссякало, и в конце концов она превратилась в сплошной комок обнаженных, кровоточащих нервов. Эмоциональное напряжение сказалось и на ее наружности: она выглядела постаревшей и сдавшейся. – Разумеется, это обычное похищение, – отрезала Тамара. – Что же еще? Кто-то похитил Дэлию, потому что им что-то надо.
– Верно, – согласился Кан. – Но я хочу предупредить вас, что это не обязательно деньги.
– Дэни! – Она повернулась в сторону мужа. – Что он хочет этим сказать? Разумеется, это деньги. Может, нам надо начать их собирать?
Дэни бросил на нее взгляд, полный сострадания.
– Возможно, мистер Кан прав, дорогая, – спокойно проговорил он. – Бесполезно собирать деньги до тех пор, пока нам не известны их требования. – На его лице появилось страшное выражение, он отвел глаза. – Если такие требования вообще будут.
– Дэни! – Тамара помолчала. – Что ты пытаешься сказать?
– Мы в Израиле, дорогая. Случаи похищения с целью получения выкупа здесь крайне редки. Можно даже сказать, что их почти не бывает.
– Ты хочешь сказать, – дрожащим голосом прошептала она, – что оно может иметь… политические цели?
– Послушай, дорогая, сейчас уже далеко за полночь. Давай попытаемся заснуть. Все входящие звонки будут фиксироваться. Здесь оставят дежурить кого-то из службы безопасности. Если кто-нибудь позвонит, они нас разбудят. – Он подошел ближе к ее стулу и положил руки ей на плечи. – Нам остается только ждать.
– Ждать, – глухо проговорила она, вздыхая. – О Господи! – Она подняла вверх руки и, схватив его за запястья, запрокинула назад голову, чтобы видеть его лицо. – Мне так страшно, Дэни. Они не причинят ей вреда, правда? – и, не получив ответа на свой вопрос, еще глубже вонзила ногти в его запястья. – Правда?
Казалось, дороге не будет конца, вот и сейчас они снова были в пути.
На завтрак женщины дали ей несколько ломтей черствого пресного хлеба, две скудные полоски жесткой, сушеной баранины, три глотка тепловатой воды и крошечную чашечку горького и горячего черного кофе. Затем переодели ее в одежду бедуинок: в тяжелый черный балахон и чадру с треугольным отверстием для глаз, через которое она могла лишь смутно видеть окружающих, а ее лица не мог видеть никто. Она узнала в ней самую строгую из многочисленных видов чадры, которые носили мусульманские женщины, и все надежды на то, что кто-то вдруг узнает ее и освободит, померкли в тот самый миг, как она увидела предназначенный для нее наряд. Даже родителей нельзя было бы винить, если бы они не узнали ее, окажись она перед ними. Дэлия превратилась в совершенно бесполое, бесформенное существо, некое ходячее нагромождение безликих тряпок.
При одной мысли о том, насколько ужасно она выглядит, ее передернуло.
Во избежание возможных подозрений две другие женщины были одеты точно так же.
Дэлия насчитала в их группе шестнадцать человек, включая ее саму. Двенадцать из них были бедуины, остальные трое – мужчины, которые участвовали в ее похищении. Они тоже сменили европейскую одежду на наряд бедуинов. Перемена была столь разительна, что она с трудом узнавала их.
Главным был человек по имени Халид. Это он, восседая на одном из шести верблюдов, снова и снова сверял маршрут с маленьким немецким компасом, и именно он принимал решения, когда и где им делать привал для отдыха или еды и когда снова отравляться в путь. Он руководил ими, не погоняя, но и не позволяя снизить темп, поэтому они продвигались вперед с равномерной скоростью.
Они тронулись в путь в кромешной темноте, когда было еще прохладно, а небо усеяно огромными звездами. Халид усадил ее на одного из верблюдов – по-прежнему со связанными руками – и вдобавок привязал к седлу ее ноги; чтобы не дать верблюду отстать и скрыться в ночи вместе с ней, рядом ехал другой человек, держа поводья ее верблюда.
Наверное, Дэлии следовало быть благодарной за то, что не пришлось идти пешком, однако седло было неудобным, а от постоянных раскачиваний из стороны в сторону ее начало подташнивать. Руки, лишенные возможности двигаться, ныли, судорога сводила их от плечевых суставов до самых запястий; ноги, крепко- накрепко привязанные к седлу, вскоре затекли и начали неметь. Очень скоро все ее тело закололо, как будто в него вонзили тысячи иголок. Она закрыла глаза, позволив мыслям унестись далеко отсюда, представив, что находится не верхом на верблюде, а покачивается в лодке: все лучше, чем оказаться лицом к лицу с суровой действительностью.
Остальные члены группы шли пешком либо впереди нее, либо по бокам.
Когда взошло солнце и Дэлия больше не могла незаметно скрыться в темноте, они заставили верблюда опуститься на колени и развязали ее. Затем поставили ее на ноги, но у нее так сильно закружилась голова, что она рухнула на колени.
Одна из женщин инстинктивно бросилась ей на помощь.
– Ла! – остановил ее резкий приказ Халида.
– Самахни, – послушно прошептала женщина и, повернувшись, пошла прочь.
Халид поставил Дэлию на ноги.
– Ты пойдешь пешком, – грубо проговорил он по-английски. – Если попытаешься бежать, тебя снова свяжут. Поняла?
– Да, – дрожащим голосом ответила Дэлия и кивнула, не поняв, слышал ли он ее слова сквозь толстые слои окутывавшей ее одежды. Должно быть, слышал, поскольку острым кинжалом перерезал веревку, которой были связаны запястья, и ее руки наконец получили долгожданную свободу. Но рук она не чувствовала. Они совершенно онемели. Она попыталась хлопнуть в ладоши, но не смогла пошевелить пальцами. Наверное, пройдет немало времени, прежде чем в них восстановится кровообращение. От ходьбы Дэлия почувствовала себя немного лучше. Она так долго находилась в связанном состоянии, что
