— А социопата?
— Это человек, чье поведение не просто антисоциально, но, что куда более важно, у него отсутствует чувство моральной ответственности, или социальное сознание.
— И поэтому у него нет угрызений совести?
— Даже и не пахнет.
— Не вижу большого отличия от психопата.
— Ну, на поверхностный взгляд, наверное, так. Но ты же видишь: если у него совершенно отсутствует чувство моральной ответственности, если его не удручает совесть…
— Тогда, что бы он ни делал, его поступки нельзя расценивать в категориях „хорошо-плохо', — закончил он ее мысль. — По крайней мере, по отношению к нему.
— Совершенно верно, — кивнула она с серьезным видом.
— О Господи! — прошептал он, резко выпрямившись. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Да, — отозвалась она, — и слишком хорошо. Если он социопат, тогда он очень опасен. И, если он вновь почувствует позыв убивать и увечить, что ж… Его никто не сможет остановить. Ничто и… никто.
— Вот дерьмо!
— Дерьмо, совершенно верно. Запомни: для человека, полностью лишенного совести, убийство — примерно то же самое, что, скажем, почистить зубы или выдавить прыщ. В его сознании не существует категории „правильно-неправильно'.
Он снова тяжело опустился на софу, задумчиво потирая лоб неуклюжими пальцами.
— Так как же, по-твоему, его найти?
— Единственно возможным способом, — отозвалась Шэрон. — Старомодным детективным расследованием. Но только не рассчитывай, что у тебя будет хоть какая-то зацепка, разве что он решит поиграть с тобой или в тайне хочет быть пойманным. Не исключено, что он куда более умен, чем ты предполагаешь. Социопаты могут быть очень яркими личностями. Ты можешь сталкиваться с ним каждый день, но тебе даже в голову не придет, что он на самом деле собой представляет. Внешне он может даже казаться куда более нормальным, чем любой из нас. Кто знает? Он вполне может работать — поваром в буфете, например. Или комиссаром полиции. Или быть актером, лауреатом премии „Оскар'. Даже председателем правления клуба „Форчун 500'.[6]
Кочина глубоко вздохнул, надув щеки, и с шумом выпустил воздух наружу.
— Итак, ты хочешь сказать, что можно не надеяться на психа с диким взглядом и всклокоченными волосами?
— Это уж точно. Почти наверное это не так.
— Прекрасно! А что ты скажешь о скальпировании? Признаюсь, этого я совершенно не могу понять. Это-то он ради чего делает?
Она возвела руки к небу, затем резко уронила их на колени.
— Ну, вот и начали все сначала — опять возвращаемся к догадкам и предположениям. — Она строго взглянула на мужа.
Фред выжидательно молчал.
— Ну, ладно, вздохнула Шэрон и отхлебнула немного пива, обдумывая свой ответ. Наконец подняла глаза и посмотрела мужу в глаза. — Предположим, он ненавидит женщин и испытывает неодолимое желание их наказать. Это достаточно очевидное предположение.
— А скальп — трофей с места убийства? — Ты хочешь сказать, вещичка на память, чтобы напоминать о его победе над женщинами?
Фред кивнул.
— Возможно. — Шэрон пожала плечами. — Но все может оказаться значительно сложнее. Вполне возможно — с большим допуском, конечно, — что в некоем порочном, извращенном сознании он хочет быть женщиной.
— Что? Я уже совсем ничего не понимаю.
— Фред, — проговорила она смущенно. — Тебе никогда не приходило в голову, что он, не исключено, — обрати внимание, я говорю не исключено, — что он, не исключено, хочет быть жертвой?
26
Они предавались любви еще дважды, и каждый следующий порыв, если такое возможно, был еще богаче и ярче предыдущего. Р.Л., обладая природной чуткостью, полностью подчинялся желаниям Эдвины, прислушиваясь к ней, становясь то необыкновенно нежным, то подчеркнуто мужественным. Он то прекращал атаку, то начинал ее вновь в зависимости от того, какое желание он предугадывал в Эдвине. Ее, в свою очередь, раздирали противоречивые эмоции, Больше всего ей хотелось бы сохранить навечно неповторимое наслаждение — быть любимой. Она то всем телом прижималась к нему, как прибитый дождем к стеклу лист, то внезапно вырывалась из его объятий, откатываясь в сторону.
Какая-то сверхнастороженная часть ее сознания предупреждала: держись на расстоянии! Не позволяй себе слишком увлечься! Не забывай: однажды, много лет назад, ты бросила Р.Л., чтобы выйти замуж за Дункана. Затем развелась с Дунканом. С тех пор жизнь не раз давала ей случай понять, что подчас куда лучше вовсе не иметь того, что того не стоит. Короче, что касается мужчин, то тут ее достижения достаточно бесславны. Она беззвучно рассмеялась от этой мысли. Бесславны? Это еще слабо сказано! Вот и сейчас тот факт, что в ее жизни снова появился Р.Л., вовсе не означает, что можно забыть о предосторожностях и сломя голову ринуться туда, откуда в свое время бежала. В жизни так не получается. У каждого из них (или у обоих?) свои раны. Да, она стала старше и, предполагается, мудрее. Пережитый оргазм — еще не повод для новых иллюзий.
И все же до чего хорошо то, что произошло! Куда хуже, если бы этого не случилось.
— Ты что-то притихла, — вывел ее из раздумий мягкий голос Р.Л., его дыхание щекотало ей щеку. Он прижался губами к ее плечу, шутливо впиваясь в него. — Все в порядке?
Откатившись в сторону, Эдвина приподнялась на подушке, улыбнулась и кивнула:
— Я как раз думала о том, что все кончено.
— Ты имеешь в виду уход из фирмы?
— Да. — Ее глаза не отрываясь смотрели на него. — И многое другое тоже.
— Например?..
— Тебя. Себя. — Она слегка нахмурилась. — Нас обоих. — Последние слова вырвались у нее легким вздохом.
Его лицо слегка затуманило беспокойство. Счастливые и опустошенные, они лежали в его широкой, застланной тончайшими шотландскими простынями кровати с резным, орехового дерева изголовьем и подушками, обтянутыми шотландским шелком. Спальня была уютной, успокаивающей и надежной, особенно после высоковольтного напряжения сиятельных апартаментов Анук. К тому же после подавляющих дворцовой роскошью владений де Рискалей особенно приятно было оказаться в нормальном человеческом жилище со спокойными стенами и обычным ковровым покрытием на полу. Шум голосов, звучавший у нее в ушах, наконец-то стих. Клас Клоссен казался отсюда существом из другого мира, чудовищем с другой планеты.
Здесь же, у Р.Л., куда ни падал взгляд, повсюду он обретал мир и покой. Никаких ухищрений, призванных повернуть время вспять, никаких набегов на романтическое прошлое, как у Анук. Все здесь было подчеркнуто земным. Мебель — просто мебель, массивная и простая, картины изображали реальную жизнь и реальные предметы. Мирные ландшафты купались в волнах мягкого теплого света, льющегося из неярких медных светильников. Эдвина принялась изучать один из пейзажей, оказавшийся непосредственно в поле ее зрения. Манящая вода едва заметно плещет о берег пруда, его поверхность почти неподвижна. Легкий ветерок слегка колышет листву на деревьях. Солнечные лучи согревают валуны, раскинувшиеся под чистым, почти безоблачным небом. Простое, безыскусное изображение земного рая.
Хотя такое ли безыскусное? В реальности все иначе. Кто знает, какие злобные создания прячутся за этими залитыми солнцем валунами, в какую темную, бездонную глубину заманивает этот обманчиво
