17
Савинков был уверен в убийстве. Наружное наблюдение сулило удачу. Слежка выяснила маршрут. Экспансивность Покотилова уравновешивалась хладнокровием Сазонова. Нервность Каляева логикой воли Швейцера. Одетый в безукоризненный фрак, Савинков, торопясь, ехал на маскарад. Лысеющую голову расчесал парикмахер на Невском. У Эйлерса куплена орхидея. Когда Савинков поднимался озеркаленной, сияющей лестницей меж пестрого газона масок, кружев, блесток, домино, был похож на золотого юношу Петербурга, ничего не знающего в жизни кроме веселья. Был пшютоват, говорил с раздевавшим его лакеем тоном фата.
В зале играли вальс трубачи. Зал блестящ, громаден. Танцевала тысяча народу. Найти среди масок Азефа представлялось невероятным. Савинков перерезал угол зала, красное домино рванулась к нему, взяло за локоть и тихо сказало:
– Я тебя знаю.
Это была полная женщина. Савинков засмеялся, освобождая локоть.
– Милая маска, ошибаешься. Ты меня не знаешь, так же, как я тебя.
– Ну, всё равно, ты милый, пойдем танцевать.
– Скажи, где ты будешь, я подойду после, я занят.
– Чем ты занят?
Три белых клоуна завизжали, осыпая Савинкова и маску ворохом конфетти, обвязывая серпантином. Савинков хохотал, отстраняясь. Маска опиралась о руку Савинкова, прижимаясь к нему. Было ясно, чего хочет красное домино.
Из коридора Савинков увидал: – в черном костюме, по лестнице поднимается Азеф. Азеф шел уверенно, солидно, как хороший коммерсант, не торопящийся с развлечениями маскарада.
– Знаешь, маска, не сердись, иди в зал…
– Нет, ты обманешь.
– Слушай, говорю прямо: иди, ты надоела.
– Негодяй, – прошипела маска, ударяя по руке веером и пошла прочь.
Савинков видел, Азеф поздоровался с стоящим в дверях молодым человеком, в светлом костюме. Человек был лет двадцатипяти, крепок, невысок.
Савинков видел, что Азеф его заметил. Не упуская Азефа и молодого человека из виду, он пошел. В буфете, догнав, он положил руку на плечо Азефа.
– Ааа, – обернулся Иван Николаевич, дружески беря под руку Савинкова – познакомьтесь.
Савинков пожал руку молодому человеку. Тот сказал:
– «Леопольд».
Савинков догадался – Максимилиан Швейцер. В буфете купеческого клуба звенели тарелки, вилки, ножи, ложки, несся хлоп открываемых бутылок. Маски, люди без масок, сидели за столами. Напрасно Азеф с товарищами искал места. Но лакей провел их в зимний сад. Тут под пальмами они были почти что одни. Азеф был сосредоточен. Савинков перекинулся с Швейцером незначащими фразами. Швейцер показался похожим на автомат: уверенный и точный.
– Вы привезли динамит? – проговорил тихо Азеф, обращаясь к Швейцеру.
– Да.
– И приготовили снаряды?
– Да.
– Сколько у вас?
– Восемь. Могу сделать еще три, – сказал Швейцер, затягиваясь папиросой.
– Так, так, – подумав, сказал Азеф.
– А как у тебя наблюдение, Павел Иванович?
– Хорошо. Егор и Иосиф трижды видели карету. Оба извозчика стоят у самого департамента.
– Это опасно, предупреди, чтобы не делали этого.
– Я говорил. Они не замечают никакого наблюдения.
– Всё-таки предупреди. У самого дома стоять не к чему. Это не нужно. А как «поэт»? И как ты предполагаешь, у тебя есть план?
– Да, наружного наблюдения совершенно достаточно. Оно выяснило, что по четвергам Плеве выезжает с Фонтанки к Неве и по Набережной едет к Зимнему. Возвращается той же дорогой. Раз это ясно. Раз снаряды готовы. Люди есть. Так чего же недостает? Плеве будет убит, это арифметика.
Азеф посмотрел на него, сказал.
– Не только не арифметика, но даже не интегральное исчисление. Так планы не обсуждают. Если б всё так гладко проходило, мы б перебили давно всех министров.
Швейцер молчал, не глядя ни на одного из них.
– Никакого интеграла тут нет, – вспыльчиво проговорил Савинков, – план прост, а простота плана всегда только плюс.
– Ну, говори без философии, – улыбаясь перебил Азеф, – как ты думаешь провести?
