император, чей род официально происходил от богини Аматэра-су, являлся посредником между страной и ее богами-покровителями. Когда после поражения Японии во Второй мировой войне император Хирохито публично отрекся от своего божественного происхождения, народ пришел в ужас — это означало, что от Японии, в свою очередь, отвернутся ее боги.
А теперь обратимся к изучаемому нами отрезку российской истории и подумаем — а применима ли эта концепция царской власти к Петру Первому?
Иван Данилович говорил монотонным, усыпляющим голосом, задумчиво глядя поверх голов. Казалось, он разговаривает сам с собой. Однако ученики напряженно записывали. Все знали, что ни в каком учебнике этого не найдешь, а на четвертных и годовых контрольных будет спрошено по полной программе.
— Безусловно, идея служения государству лежала в основе всей деятельности Петра… Однако складывается впечатление, что под государством царь Петр подразумевал лично себя. Несмотря на то что мировоззрение царя было безусловно мировоззрением западноевропейского человека, со всем его практицизмом, меркантилизмом и стремлением быть технократом, он буквально понимал выражение «царь-батюшка» и воспринимал своих подданных как неразумных детей, которых надо вразумлять, наставлять и наказывать. Как любые дети, права на собственное мнение подданные не имели. Полагая себя единственным носителем истины: «Только я знаю, что нужно народу», — Петр карал недовольных и перекраивал государство по своему вкусу, убежденный, что действует ему на благо. С этой точки зрения он был воистину отцом государства. Но никто не будет спорить — он был жестоким отцом. А что касается религиозной основы власти — здесь картина еще более противоречивая… Алексей Завьялов!
— А? — Лешка вскинул голову.
— Вы что, уже все записали? Так быстро?
— Я не могу писать, — вывернулся Лешка. — У меня было сотрясение мозга с нарушением зрения. Я потом с кого-нибудь перепишу.
Иван Данилович взглянул на него с сомнением.
— Тогда хотя бы слушайте. Всё, что я сейчас рассказываю, мы так или иначе затрагивали в прошлой четверти. На экзаменах никаких поблажек не будет.
Историк окинул взглядом класс.
— Чувствую, есть необходимость оживить в памяти пройденное. Как насчет небольшой дискуссии по эпохе Петровских реформ?
Все с облегчением отложили ручки и закрыли тетрадки. Класс тихо загудел.
— Тема… М-м, давайте возьмем что-нибудь конкретное. Скажем, основание Петербурга. Нам нужны обвинитель и оппонент. Есть желающие?
Желающих, разумеется, не оказалось.
— Тогда будем назначать. Обвинителем будет… допустим, госпожа Кравченко.
Машенька Кравченко, похожая на игрушечную бизнес-леди, невозмутимо поднялась с места. Тему она знала неплохо, и к тому же, чтобы получить за дискуссию оценку ниже четверки, надо было особенно постараться.
— Защитник — вы, спящий господин Завьялов. Лешка испустил вздох, напоминающий стон.
— Прежде чем приступать, освежим в памяти некоторые события начала восемнадцатого столетия, — заговорил историк. — Главные политические приоритеты?
— Произошла смена направления внешней политики, — быстро ответила Машенька, стрельнув глазами в Завьялова (в классе с начала года ходил слух, что он к ней неравнодушен). — До того Петра больше интересовал выход к Черному морю и ликвидация «Дикого поля», а тут он переключился на Балтийское море и войну со Швецией.
— Почему произошла смена курса? Завьялов?
— Ну…
— Это не ответ. Кравченко?
— Перемена курса произошла после Великого посольства, — лихо доложила Машенька, — Петр отправился в Европу искать союзников в войне с Турцией, а неожиданно для себя нашел союзников в войне со Швецией.
— Кого именно?
— Данию, Польшу… — Машенька смешалась.
— Завьялов, можете назвать причины союза?
— Легко, — сказал Лешка. — Причина в том, что Шведский Карл Двенадцатый вообразил себя Наполеоном и решил завоевать Европу. И Европа по этому поводу занервничала. А тут появляется Петр Первый со своим посольством…
— Все это замечательно, — усмехаясь, прервал его историк, — напомню вам только, что Наполеон жил на сто лет позднее, и, следовательно, Карл Двенадцатый себя вообразить им не мог. Итак, союз был заключен. Что дальше?
— Россия вступила в Северную войну.
— Погодите, — Иван Данилович обвел взглядом класс. — Обратим все внимание на один любопытный факт. Когда Россия вступила в войну со Швецией?
— В тясяча семьсот первом году, — ответил кто-то без приглашения.
— А когда основан Петербург? Завьялов?
Лешка, который сел на место и снова приготовился уснуть, встрепенулся.
— Что?
— Вы помните, в каком году основан Петербург? — с издевательской вежливостью повторил историк. Лешка обиделся.
— Нет, забыл, — грубо ответил он. В классе захихикали.
— Не ругайте его, он под машину попал, — крикнули с задних парт.
— Я не знал, что сотрясение мозга провоцирует угасание интеллекта, — холодно сказал учитель, отворачиваясь от Леши. — Итак, все мы знаем, что Петербург был основан в тысяча семьсот третьем году, через два года после вступления в войну. Война закончилась спустя почти двадцать лет. По Ништадтскому миру тысяча семьсот двадцать первого года к России отошли Финляндия, Эстляндия, Лифляндия и Ингерманландия, то есть в том числе те самые земли, на которых стоял Петербург. О чем это нам говорит?
— Что Петербург был основан на вражеской территории, — буркнул Лешка. — Ну и что?
— В тысяча семьсот десятых годах, — сказал учитель, — в Петербург переехал двор, администрация и дипломатические корпуса. То есть столица России фактически была перенесена в город, территориально расположенный в чужом государстве. Что по этому поводу скажет обвинитель? Мария Кравченко?
— Это была авантюра!
— Защитник, ваше слово.
— Это была государственная необходимость, — выродил Лешка. — Надо было закрепиться на невских берегах. И вообще, «окно в Европу» и все такое.
— «И все такое» как аргумент не принимается.
— Ладно, ладно. Выход к морю.
— Об этом уже упоминалось. Чтобы обеспечить выход к морю, не нужно было переносить в Петербург столицу.
Лешка пожал плечами. Ему было лень думать.
— Эта идея — перенести столицу в Петербург — была крайне непопулярна в стране, — продолжал историк. — Да и сам наш любимый город Петербург ничего, кроме негативных эмоций, в народе не пробуждал. И это естественно. Искусственное прививание к русской среде иноземной культуры привело ко многим уродливым явлениям… И Петербург по праву считается одним из них.
— Петербург — один из красивейших городов Европы! — возмутилась Машенька, забыв о своей роли обвинителя. — Я там была, могу подтвердить! В смысле, в Европе!
Иван Данилович покивал.
— Поймите меня правильно. Наш Петербург — это типичный город-утопия. Одна из немногих
