но и других, поведение Кагановича. Это был холуй. У него сразу поднимались ушки на макушке, и тут он начинал подличать. Бывало, встанет, горло у него зычное, сам мощный, тучный, и рокочет: «Товарищи, пора нам сказать правду. Вот в партии все говорят: Ленин, ленинизм. А надо говорить так, как оно есть, какая существует ныне действительность. Ленин умер в 1924 году. Сколько лет он проработал? Что при нем было сделано? И что сделано при Сталине? Сейчас настало время дать всем лозунг не ленинизма, а сталинизма». Когда он об этом распространялся, мы молчали. Стояла тишина.
Сталин первым вступал в полемику с Кагановичем: «Вы что говорите? Как вы смеете так говорить?» Но произносилось это тоном, поощряющим как бы возражения Сталину. В народе хорошо известен этот прием. Когда мать идет в другую деревню в гости и хочет, чтобы ее девочка или мальчонка пошли с ней, чтобы их там покормили, она кричит; «Не ходи, не ходи, чертенок!» и грозит ему пальцем. А когда никто не видит, манит его: «Иди за мной, иди». Он и бежит за ней. Я сам наблюдал такие картины в деревне. Сталин тоже начинал разносить Кагановича, что это он такое себе позволяет. Но видно было, что сказанное ему нравится. Сталин обычно возражал Кагановичу такими словами: «Что такое Ленин? Каланча. Что такое Сталин? Палец». А иной раз приводил такие сравнения, которые ни в какие записи не вмещаются!
Я много раз слышал повторение таких сравнений и бурное реагирование на сталинские утверждения со стороны Кагановича, которого это еще больше подогревало, и он настойчиво повторял свое, потому что видел, что у Сталина явно ложное возмущение.
Н. С. Хрущев.
Вы не понимаете того времени. Не понимаете, какое значение имел Сталин. Большой Сталин… Мария Ильинична еще при жизни Владимира Ильича сказала мне: «После Ленина в партии самый умный человек Сталин». <...> Сталин был для нас авторитет. Мы Сталина любили. Это большой человек. Он же не раз говорил: я только ученик Ленина.
Крупская однажды сказала в 1927 году, что если б жив был Ленин, то, вероятно, уже сидел бы в сталинской тюрьме.
В книге «Встречи с Лениным» в 1904 г. в Женеве мне пришлось писать и о супруге его — Крупской. Кое-кто потом меня упрекал, что я говорил о ней без должной симпатии. Это верно! Симпатизировать Крупской, кстати сказать, после периода благожелательства меня возненавидевшей, у меня не было никакого основания. А позднее исчезло даже малейшее к ней уважение. После смерти Ленина она прожила 15 лет (она умерла в феврале 1939 г.), показав за это время огромную способность прислужничать и унижаться. Два дня после смерти Ленина, — он еще не был похоронен, — председатель Центральной Контрольной Комиссии, Куйбышев, известный тем, что с рабской покорностью выполнял все требования, даже намеки Сталина, опубликовал на страницах «Правды» приглашение Крупской стать членом ЦКК, о реорганизации которой Ленин писал в одной из последних предсмертных статей. Мы хотим создать из ЦКК, писал Куйбышев, «твердокаменный орган твердокаменной партии, и нам много легче будет делать, когда среди нас будете вы. При вас зарождались мысли Ленина, зрели и развивались. Вы можете больше чем кто-либо помочь нам своими указаниями: правильно ли мы понимаем то, что успел нам сказать Владимир Ильич».
Подкупленная этой лестью, Крупская делается членом Центральной Контрольной Комиссии, того самого учреждения, которое скоро будет апробировать отправку в ссылку и исключение из партии старых товарищей Ленина. В 1927 г. Сталин делает ее членом Центрального Комитета партии. По воле диктатора, она награждается орденами Ленина и Трудового Красного Знамени. На ее глазах происходит истребление почти всей старой ленинской гвардии, друзей Ленина. Она молчит, хотя протест именно ее, как жены, долголетнего спутника жизни творца Октябрьской революции и большевистской партии, имел бы огромное значение и вес. Какой шум поднялся бы всюду, если бы свет узнал, что за свой протест Крупская ввержена Сталиным в изолятор или даже расстреляна. Она, так любившая воспевать жертвенность, казалось, должна была показать пример этой жертвы. Она предпочла другое — мирно дожить до 70 лет и, в качестве заместителя народного комиссара просвещения, сугубо развивать «пионерское движение», которое при Сталине могло быть наполнено только его духом. Троцкий в автобиографии говорит, что Крупская в 1927 г. будто бы сказала: «Будь Ленин жив, он при Сталине сидел бы в тюрьме». Не верю, что эту фразу она сказала. Ведь в 1927 г. за благонравное поведение ее ввели в Центральный Комитет. Но если бы даже эту фразу она сболтнула, потом трижды отреклась бы от нее.
В конце концов вспомнилась мне и биография самой Надежды Константиновны Крупской. До 20 лет она была глубоко верующей, считала своим долгом обучить грамоте неграмотных. Но Ленин высмеял ее усердие в обучении грамоте народа. И Ленин же внушил ей новый взгляд на такого философа, как Платон: «Философы-идеалисты — народ вредный, что и говорить»… Теперь процитируем письмо Максима Горького Владиславу Ходасевичу: «Из новостей ошеломляющих разум, могу сообщить, что… в России Надеждой Крупской и каким-то М. Сперанским запрещены для чтения: Платон, Кант, Шопенгауэр, Вл. Соловьев, Тэн, Рескин, Ницше, Л. Толстой, Лесков, Ясинский (!) и еще многие подобные еретики. И сказано: «Отдел религии должен содержать только антирелигиозные книги». Все сие будто не анекдот, а напечатано в книге, именуемой: «Указатель об изъятии антихудожественной и контрреволюционной литературы из библиотек, обслуживающих массового читателя».
…Это странное древо «незнания» посажено было Крупской по совету и под наблюдением Ленина. После смерти Ленина Крупская продолжала его растить «в духе Ленина». Сталин и его приспешники поставили это древо в центре своего Эдема.
Зимою в парке стоял глубокий снег. А весною, когда снег сошел, на узкой дорожке, ведущей от Большого дома в глубь парка, ясно, ясно проступили борозды и колеи, оставшиеся от кресла, в котором возили по парку больного Ильича…
На вечере памяти царственных новомучеников выступал священник, который… передал слова современного юродивого, который обмолвился так: «Ульянова нужно отпеть, а Ленина предать анафеме!».
А кощунственные мощи Ленина разлагаются и гниют...
РАЗГОВОРЫ С ЛЕНИНЫМ
...На другой же день после назначения Красина наркомпутем, т. е. на пост, на который он, несмотря на все свои достоинства, совершенно не годится, мне пришлось уезжать и перед отъездом быть у Владимира Ильича. В разговоре последний меня спросил, когда я еду. Я ответил, что не знаю, когда идет поезд.
— Так Вы позвоните Красину, — сказал мне Владимир Ильич.
