всякую шаташеся»... Впрочем, человек он полезный, ибо, правда, из тщеславия дает деньги на революцию и считает себя, так же как и Шаляпин «преужаснейшим» большевиком.
— А знаете вы его жену, Андрееву? — перебив сам себя, спросил он вдруг меня, и на мой утвердительный ответ сказал: «Знаете, у Горького есть один рассказ, где какой-то из его героев, говоря своему товарищу о лешем, так характеризует его: «Леший, вишь, вон он какой — одна тебе ноздря...» — Как ноздря? — спрашивает удивленный собеседник. — «Да так... просто ноздря и больше ничего, — вот он каков, леший-то»... Так вот Мария Федоровна похожа именно на горьковского лешего, ха-ха-ха! — и Ленин весело расхохотался, довольный своим, по-моему, действительно метким сравнением.
Очень зло отзывался Ленин и о Троцком, который в те времена мирно прозябал среди меньшевиков, все время, — это уже у него было от младых ногтей, — крикливо позируя и фиглярничая. Характеристика, сделанная Лениным, была не только зла, но и глубоко верна. Мне она вспомнилась впоследствии, уже в Москве, когда «маршал» Троцкий стал во главе Красной армии и одерживал одну за другой победы, выступая с крикливыми речами «а ля Наполеон», причем за спиной его стоял никто иной, как Сталин, в качестве политического комиссара (не называясь официально им), неумный, но напористый и лично, по отзывам всех, знающих его, до самозабвения решительный и отважный человек.
— Чтобы охарактеризовать вам Троцкого, — говорил Ленин, хитро щуря свои глазки с выражением непередаваемого злого лукавства, — я вам расскажу один еврейский анекдот... Богатая еврейка рожает. Богатство сделало ее томной дамой, она кое-как лопочет по-французски. Ну, само собой, для родов приглашен самый знаменитый врач. Роженица лежит и по временам, томно закатывая глаза, стонет, но на французский манер: «о, мон Дье!» (О, мой Бог). Муж ее сидит с доктором в соседней комнате и при каждом стоне тревожно говорит диктору: «Ради Бога, доктор, идите к ней, она так мучается...» Но врач курит сигару и успокаивает, говоря, что он знает, когда он должен вмешаться в дело природы... Это тянется долго. Вдруг из спальной доносится: «ой, вай мир, гевальт!» (Боже мой). Тогда доктор, сказав «ну, теперь пора», направился в спальную... Вот вспомните мои слова, что, как революционер, Троцкий — страшный трус, и мне так и кажется, что в решительную минуту его прорвет и он заорет на своем языке «гевальт»...
Я упомянул в беседе что на ссыльных большое впечатление произвело то огромное количество статистических материалов, которое разработано в книге Ленина о русском капитализме. «Так ведь это же делалось не сразу...» — ответил Владимир Ильич с некоторым смущением.
Наша беседа происходила с В. И. на квартире тов. Сталина. Во время нашей беседы тов. Сталин ходил по комнате и курил все время трубку. Владимир Ильич, посмотрев на тов. Сталина, сказал: вот азиатище — только сосет! Тов. Сталин выколотил трубку.
В 1907 году среди деятелей петербургского нелегального Совета безработных, в котором преобладали анархисты и большевики, возникла мысль бросить бомбу в заседание петербургской Городской Думы с расчетом, чтобы взорвать и перебить главных врагов общественных работ на глазах остальных гласных. У Владимира Войтинского, бывшего в то время видным большевиком и членом исполнительного комитета Совета безработных, были большие сомнения насчет допустимости такой тактики, и он решил обратиться за разъяснением этих сомнений к Ленину. «Поехал к нему в Кокушкино, — пишет в своих воспоминаниях Войтинский, — и рассказал о настроениях среди безработных, о «мстителях», о их намерениях бросить бомбу в заседание Городской Думы. Ленин слушал чрезвычайно внимательно, вставляя время от времени: «Вот как? Это крайне интересно». Затем начал расспрашивать:
— Вы думаете, люди у них найдутся?
— Несомненно.
— Надежные?
— Вполне.
Тогда Ленин сказал раздумчиво:
— А, может быть, это было бы недурно. Встряхнуло бы...
…Я ему говорю: «Владимир Ильич, да приди вы к власти, вы на следующий день меньшевиков вешать станете!». А он поглядел на меня и говорит: «Первого меньшевика мы повесим после последнего эсера», — прищурился и засмеялся.
Ленин потащил меня с собой на заседание Бюро II Интернационала. Кое-кого из членов его я знал. Помню, между прочим, что тут же Ленин познакомил меня с Карлом Каутским. В отношении русского революционного движения Каутский, как и многие другие западноевропейские социалисты (например, Дебрукер) стоял тогда на большевистской позиции, принимая тактику большевиков, как единственно правильную, ибо она гарантирует наибольшую необходимую конспиративность и активность.
Однако, помню, Ленин был чем-то раздражен в отношении Каутского и, говоря со мной о нем грубо и зло, назвал его «старым грибом»...
Чтобы покончить с характеристиками остальных членов семьи Ульяновых отмечу, что брат Ленина, Дмитрий, был, безо всякого давления со стороны его, назначен на какой-то весьма высокий пост в Крыму. И по этому поводу, как мне передавал Красин, Ленин в разговоре с ним так отозвался о своем брате:
— Эти идиоты, по-видимому, хотели угодить мне, назначив Митю... они не заметили, что хотя мы с ним носим одну и ту же фамилию, но он просто обыкновенный дурак, которому впору только печатные пряники жевать...
Младшая сестра Ленина, Мария Ильинична Ульянова, с давних пор состоящая на посту секретаря коммунистической «Правды», всегда в своей собственной семье считалась «дурочкой», и мне вспоминается, как Анна Ильинична относилась к ней со снисходительным, но нежным презрением. Но сам Ленин отзывался о ней вполне определенно... Так, когда мы с ним встретились в Брюсселе — я подробно остановлюсь на наших встречах с ним ниже, — говоря о своей семье и упомянув имя Марии Ильиничны, он, лукаво сощурив глаза, сказал:
— Ну, что касается Мани, она пороху не выдумывает, она... помните в сказке «Конек Горбунок» Ершов так характеризует второго и третьего братьев:
«Средний был и так и сяк,
Третий просто был дурак...»
И тем не менее М. И. Ульянова, по инициативе самого Ленина, еще в добольшевистские времена была назначена секретарем «Правды». Впрочем, она является на этом «посту» лицом без речей, но, как сестра «самого», она все-таки окружена известным ореолом. Так, имеются несколько приютов «имени М. И. Ульяновой».
В дополнение к тому, что я уже сказал об Анне Ильиничне, не могу не привести любопытного мнения о ней самого Ленина. Это мнение было высказано им тоже в Брюсселе.
