— Ну конечно. Ты хочешь покаяться в своих грехах, Одри?
— Да. Да, — повторила она, будто убеждая себя. — Благословите, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась пять лет назад.
Священник, человек не только добрый, но и чуткий и проницательный, спросил:
— И что случилось пять лет назад?
— Моя жизнь закончилась.
Искренность этого ответа впечатлила отца Литву:
— Не говори так, дочь моя. Несчастья, подстерегающие нас в этой жизни, делают слаще вечное блаженство, которое ожидает наши души.
— Бог бьет, но не добивает, так? — усмехнулась Одри.
— Бог любит нас, несмотря ни на что.
Одри недоверчиво и как-то обреченно покачала головой. Ее сомнения возвращались:
— Хотелось бы мне в это поверить.
— Мы все вольны выбирать свою дорогу, Одри. И менять ее, если так нужно.
Психиатр снова вздохнула, взглянув на священника. В его глазах она прочла сочувствие и надежду. За окном не прекращался дождь, выл диким зверем ветер. Косые струи воды хлестали по стеклам и барабанили в деревянную дверь церкви.
— Благословите, святой отец, потому что я согрешила, — повторила Одри, опускаясь на колени.
В этот момент одно из окон — наверное, его забыли плотно закрыть — распахнулось. Новый шквал воды и ветра ворвался в храм, всколыхнув льняное полотно, покрывавшее алтарь, и погасив огонь в дарохранительнице.
Это внезапное вторжение разбушевавшейся стихии сорвало пелену с ее глаз. Проблуждав несколько дней, Одри решила прийти в эту церковь, куда она часто приходила в детстве и всегда находила утешение. Прежде чем встретиться лицом к лицу с тем, кто отнял у нее сына, ей нужно было помириться с Богом. И она надеялась, что отец Литва снимет камень с ее измученной души. Но это оказалось всего лишь иллюзией. Сейчас она не сомневалась в этом. Одри поднялась со скамьи:
— Мне пора.
— Но как же исповедь?
Одри ничего не ответила, лишь сказала:
— Прощайте, отец Литва, прощайте.
22
Подземелье старинной церкви, которое находилось теперь под зданием «Венданге», представляло собой самое унылое зрелище, какое Клоистеру когда-либо приходилось видеть. Развалины алтаря на постаменте в глубине подземелья, крест, поднятый Клоистером и прислоненный к стене за алтарем, — и больше ничего, что напоминало бы о церкви. Сероватый плиточный пол, покрытый толстым слоем грязи и засыпанный обвалившейся со стен штукатуркой. Груда бесполезного хлама: масляная лампа из темного металла с разбитым стеклянным колпаком в виде усеченного конуса, пара кресел с протертой до дыр обивкой, круглый деревянный столик и непонятно как оказавшаяся здесь аляповатая картинка маслом, изображавшая Бостонский порт со стройными парусниками XIX века. Это были самые красивые корабли, когда-либо спущенные на воду, в большинстве своем из Новой Англии.
Оглядевшись по сторонам, отец Клоистер перекрестился, прочитал про себя молитву и принялся за дело. Положив записную книжку на алтарь, он достал из карманов фотокамеру и диктофон на длинном белом шнурке, включил его и повесил на шею, убедившись, что тот работает в режиме автоматической записи голоса. Клоистер тщательно осмотрел все углы, но ничто не привлекло его внимания. Достаточно было того, что судьба в лице отца консьержа привела его в это место. Хотя, учитывая все обстоятельства, улыбка судьбы может запросто обернуться злой насмешкой.
И чего еще он ожидал от этого подвала? Обычное подземелье вполне заурядной церкви. Клоистер смахнул платком грязь со ступеньки, которая вела от алтаря, и сел, держа в руках включенный фонарик. Иезуиту показалось, что в куче строительного мусора что-то блеснуло. Он подошел к куче, предусмотрительно сняв с шеи диктофон, погрузил руку в щебень до самого пола и шарил до тех пор, пока не нащупал что-то твердое… И острое. Это был кусок стекла. Взяв его, Альберт порезал палец. Крупная капля крови на мгновение повисла в воздухе и упала на пол. Клоистер вновь достал носовой платок и обернул порезанный палец, чтобы грязь не попала в рану.
Казалось, больше не было ничего интересного. Клоистер направился к алтарю, чтобы забрать записную книжку, но остановился в двух шагах, заметив какую-то надпись на престоле. Нераненой рукой он смахнул пыль и увидел три грубо выведенные цифры: 1, 0, 9. Само число ничего ему не говорило, но на секунду священнику показалось, что оно намалевано… Да-да, кровью. Но чья это кровь? Может быть, это кровь тех несчастных, которые погибли здесь?
На иезуита вновь нахлынуло ощущение подавленности. Он попытался убедить себя, что это лишь его субъективное переживание, и не стоило обращать на него внимание. Но Клоистер ошибся. В этом подвале произошло нечто действительно важное. В тот самый момент, когда Альберт порезался осколком, его диктофон включился, как бывало, когда он начинал улавливать звуки. Но никто не произнес ни слова. Сработали электрические импульсы, и цифровая память беспристрастно зафиксировала что-то, что длилось не более двадцати секунд.
Священник сфотографировал алтарь и в последний раз окинул помещение беглым взглядом, скользя по углам лучом карманного фонаря. Он не знал, что хочет здесь найти.
— Уже уходите? — спросил портье, который стоял, прислонившись к двери, и видел, как Клоистер вышел из угольного сарая.
— Да. Но я еще вернусь. Только захвачу лампу, чтобы делать фотографии.
— Очень хорошо… И спасибо за то, что дали денег моему отцу. Я надеюсь, вы простите его… заинтересованность.
Поймав на себе робкий доверчивый взгляд мальчишки, священник не смог удержаться от улыбки:
— Не беспокойся. Его помощь была бесценной. Я благодарю вас обоих за то, что уделили мне время. Спасибо за все.
Попрощавшись с молодым человеком, Клоистер зашагал по проспекту Содружества. Посещение подземелья старой церкви оставило у него впечатление, которое невозможно было передать словами.
Вернувшись в колледж иезуитов, он загрузил ноутбук и открыл текстовый документ, в котором хранилось все, что имело отношение к исследованию: заметки, идеи, планы. Он дописал пару новых строк, включил диктофон, нажал на воспроизведение и прослушал свой голос. Священник внес в документ описание подземелья и свои впечатления. Его последние слова были о том чувстве подавленности, которое он ощутил, когда покидал подвал. Но на этом запись не закончилась. Там было что-то еще. Другой голос, почти шепот.
От неожиданности Клоистер чуть не подпрыгнул на месте. Этот голос обрушился на него и разнесся гулким эхом в ушах и мозгу. Очень тихий, но, без сомнения, мужской. Когда голос замолчал, священник едва не упал со стула. Мышцы лица заныли, по всему телу пробежала дрожь.
«Ты уже здесь? Я ждал тебя. Как я рад, что ты пришел. Ты будешь моим другом? Уверен, ты хочешь знать, кто я, и ничего не можешь с собой поделать. Это сильнее тебя. Ты хочешь знать правду, а я тот, кто может открыть ее тебе».
Сокрушительной силы взрыв сотряс мозг Клоистера, разметав последние остатки сомнений. Страх растекся по венам густой черной жижей. Все это происходило с ним. Он добрался до сути, и уже от одной мысли об этом у него закружилось голова, лишив его холодной ясности разума, как это случилось с доктором Барретт во время ее сеансов с Дэниелом. Клоистер был уверен: беспристрастная цифровая память запечатлела тот самый голос, которым вещал старый садовник. И сейчас этот голос звал иезуита. Звал его к
