морщинистое и твердое. Это была тетрадь Юджина. С незажженной сигаретой во рту, иезуит открыл тетрадь на первой странице и начал рассматривать рисунки. Сначала, пока искал зажигалку, — рассеянно, а потом ему и вовсе расхотелось курить. Рисунки Юджина были удивительны. Казалось невероятным, что у маленького мальчика такая совершенная техника. В каждом штрихе угадывалась рука гения. Все рисунки изображали одно и то же, но с разных точек зрения. Это был монастырь, и Клоистер знал, где он находится. Гора Небо!
Его словно ударило электрическим током. Все это время он заблуждался, считая, что разгадка заключена в докторе Барретт. И Одри, и Джозеф Нолан, и мать Виктория, и Дэниел, да и он сам со всеми «Волками Бога» — всего лишь винтики в этом механизме. С момента его первого разговора с духом подземелья здания «Венданге» прошли месяцы. А то, что он держал в руке, — результат нескольких лет поисков. Ничто не происходит просто так. Тетрадь Юджина также оказалась у него не случайно.
На последней странице тетради священник обнаружил рисунок скалы и входа в пещеру. Под ним большими круглыми буквами Юджин написал: «Истина — в скале. В земле, которая видела смерть Моисея», — и ниже две комбинации чисел: 31–46–24, 35–45–17.
Истина — в скале… Земля, которая видела смерть Моисея… Эти числа… Скала. Моисей. Числа.
Скала всегда была символом силы и твердости. А пещера или грот символизировали Вселенную и начало сущего. Великие мудрецы, такие как Пифагор, получали посвящение в пещере. На горе Кармель рыцари-тамплиеры принимали в орден новых братьев. Алхимики всегда искали тайные знания внутри прародительницы-земли. Если верить некоторым апокрифическим текстам, то и Иисус родился не в яслях, а в пещере. Игнатию Лойоле, основателю ордена иезуитов, было видение в пещере, после того как его ранили в битве. Моисей, египетский вельможа, привел евреев к свободе и Земле обетованной. Кое-кто, правда, утверждает, что Моисей был египтянином, который отрекся от своих и объединил еврейский народ. Как бы там ни было, согласно Библии, Господь не позволил Моисею прийти в Землю обетованную, и тот мог лишь видеть ее с горы Небо, с территории сегодняшней Иордании.
Пещера в горе Небо. Две серии, состоящие из трех чисел. Все это напоминало географические координаты: градусы, минуты и секунды.
40
Дорожная пыль вздымалась под колесами, как морская пена. Воздух был сухим, но жара еще не началась. Прошло уже больше часа с тех пор, как Клоистер выехал из Мадабы и двигался на северо-запад. Он взял напрокат единственное доступное транспортное средство, английский «Лендровер», который рассыпался на куски. Если верить навигатору Джи-Пи-Эс, ему оставалось еще немного. Видавший виды мотор был на последнем издыхании — в этом иезуит убедился, как только повернул ключ зажигания. Ему стоило немалых усилий достать колеса в Мадабе, но «Лендровер» с горем пополам довез его до нужного места, и лишь это имело значение. Клоистер вышел из машины, держа в руке бутыль воды. Он сделал большой глоток, оглянулся по сторонам и сверился с Джи-Пи-Эс. Грунтовая дорога, проходившая по бывшему руслу, углублялась в небольшую долину. Отсюда были видны только голые скалы. В одном из склонов чернела дыра. Кажется, это и есть та самая пещера, которую Клоистер видел на рисунке Юджина, сына доктора Барретт. Священник поднялся по склону к пещере.
Координаты совпадали. Перед тем как войти, он взглянул на карту. Двадцать пять километров от Кумрана, столько же от Иерихона, пятьдесят — от Иерусалима и Вифлеема. Святая земля. Чтобы войти в пещеру, Альберту пришлось нагнуться. Глаза иезуита начинали привыкать к темноте. Вход в пещеру был широким, и лучи солнца достигали самых отдаленных мест. Лишь когда он свернул в узкую галерею, спускавшуюся вниз, ему потребовался фонарь. Он тщательно исследовал каждый камень, каждый уголок, но ничего не нашел. Священник не знал, что он хочет найти. Он даже не был уверен, что не сошел с ума. После разговора с Дэниелом и краткой встречи с Одри перед самой ее смертью Клоистеру и в самом деле казалось, что у него не все в порядке с головой. Только безумный мог решиться на путешествие по пустыне к мифической горе Небо в одиночку, на «Лендровере», таком же дряхлом, как тот араб, который сдал его в прокат. Но он должен был завершить то, что однажды начал. По крайней мере его выводы оказались верны: числа под рисунком Юджина соответствовали географическим координатам местности, видевшей смерть Моисея. Сверившись с сайтом-спутником «Google If», Клоистер нашел восемь точек с такими координатами. Одной из них была гора Небо. Другие семь не подходили: четыре находились посреди Атлантического океана, на юге Азорских островов и у побережья Южной Америки; другие две — в Индийском океане, между Южной Африкой и Мадагаскаром; и последняя — на востоке Средиземного моря, недалеко от острова Кипр.
Ступив на пустынную землю между долиной Иордана и Мертвым морем, Клоистер невольно вспомнил о Моисее и ковчеге Завета. По преданию, освободитель еврейского народа от египетского рабства смотрел отсюда на Землю обетованную, перед тем как умереть и передать бразды правления Иисусу Навину. Здесь же находится могила Моисея. Но еще более удивительной кажется история о том, как пророк Иеремия спрятал в пещере горы Небо главную святыню евреев — ковчег Завета, вместе со скинией и жертвенником, созданными Моисеем в ознаменование перехода через Красное море. В Библии по этому поводу говорится следующее: «Придя туда, Иеремия нашел жилище в пещере, и внес туда скинию и ковчег и жертвенник кадильный, и заградил вход. Когда потом пришли некоторые из сопутствовавших, чтобы заметить вход, то не могли найти его. Когда же Иеремия узнал о сем, то, упрекая их, сказал, что это место останется неизвестным, доколе Бог, умилосердившись, не соберет сонма народа. И тогда Господь покажет его, и явится слава Господня и облако, как явилось при Моисее, как и Соломон просил, чтобы особенно святилось место»[21]. «Божественное провидение», — подумал Клоистер. Хотя его привело сюда провидение дьявола.
Внимательно обследовав всю пещеру, он выбился из сил. Его внимание неожиданно привлекла большая каменная глыба в глубине пещеры, перед самым спуском вниз. Казалось, эта глыба высечена рукой человека. Нагнувшись, он отбросил в сторону несколько камней поменьше и, посветив фонариком, увидел небольшой боковой паз. Священник попытался сдвинуть глыбу с места, но у него ничего не получилось. Он попробовал еще раз, навалившись на нее всем телом, но снова безрезультатно. Тогда он вернулся к «Лендроверу» и, открыв багажник, в куче старого хлама и железяк отыскал длинный стальной прут и пару больших гаечных ключей. Он вставил прут в щель и положил поперек один из ключей — получился рычаг. Потянув прут на себя, Клоистер не рассчитал силы и опрокинулся на спину, больно ударившись головой. На секунду он почувствовал себя оглушенным, но адреналин заставил его прийти в себя, стоило ему увидеть, что глыба сдвинулась почти на пядь. Засунув руку в образовавшуюся брешь, он нащупал что-то, по форме напоминающее кувшин. Но щель была слишком узкой, и тогда Клоистер лег на землю и толкнул глыбу ногами. Глыба с грохотом рухнула, освобождая вход в тайник.
Наконец, исцарапав об острые камни руки до крови, он извлек на свет грязный глиняный кувшин с луковичной крышкой, запечатанной древесной смолой или чем-то похожим. Он попробовал открыть кувшин, но не смог. Отчаявшись, Клоистер схватил стальной прут и с одного удара снес узкое горлышко кувшина. Сейчас он напоминал пьяницу, дорвавшегося до бутылки. В кувшине обнаружился небольшой свиток, завернутый в липкую кожу.
Выбравшись из пещеры, Клоистер зажмурился: лучи полуденного солнца больно хлестнули по глазам. Откинув в сторону кожаный покров, он положил свиток на капот «Лендровера» и принялся разворачивать его. Пыльный пергамент, пропахший маслом, казалось, вот-вот рассыплется в руках. Если бы его увидел сейчас какой-нибудь реставратор Секретного архива, то пришел бы в ужас от такого варварского обращения с исторической ценностью, но иезуиту не было до этого никакого дела, ведь на кону стояло нечто несоизмеримо большее, чем необходимость сохранить древнюю реликвию. Клоистер немного прищурился, чтобы разобрать полустертые письмена. Без сомнения, это греческий. Этот язык был распространен во времена Иисуса на всем Ближнем Востоке. Солнце стояло в зените, но первые строки пергамента наполнили душу священника кромешной тьмой. Прав был Эмерсон, говоря, что у каждой бездны есть своя бездна.
