Том 12. Стихотворения

Нас вспыхнувшей звезды пленяет жар,
И много вкруг чудесного таится.
Так сладостны и розы и денница,
Но слаще нет для нас любовных чар!
Свет истинный, огонь животворящий —
Луч, от одной души к другой летящий!

Любовь в глуши пещер ценней светил,
Неведомых иль познанных от века.
Приблизил бог, на благо человека,
K вам женщину, а небо отдалил.
«Любить и жить! — вот смысл его завета
Смотрящим ввысь. — Все призрак, что не это!»

Любить! Всё в том. И бог нам так велит.
Оставь же высь с ее холодным светом!
Мой взор, тебя ласкающий приветом,
И лучший свет и красоту дарит.
Любовь — мир чувств, мечты и пониманья;
В ней — сердца жен с умом мужей слиянье.

Любимый! Ты, деля восторг со мной,
Не слышишь ли гармонии чудесной?
То голоса природы всей окрестной
Поют любовь, став лирою одной.
Так будем же любить! В просторах луга
Забудь про высь! Я к ней ревную друга!»

Любимая так говорила мне,
Чело рукой поддерживай стройной,
С мечтой в глазах, пленительно-спокойно;
И голосом, чуть слышным в темноте,
Мне, радуясь, прекрасна, безмятежна,
Любимая так говорила нежно.

Восторг сердец дыханье прерывал.
Ночных цветов приоткрывались чаши…
Деревья, где, скажите, вздохи наши?
Где речи те, скажите, выси скал?
Да, жалок наш удел, когда такие
Исчезнуть дни должны, как все другие!

Клад памяти, что приумножен тьмой!
То давних дум ночные кругозоры!
То отсветы вещей померкших! Взоры
Минувшего в их прелести былой!
Как бы извне, с порога, те святыни
Задумчиво я созерцаю ныне.

Беда ль придет к нам после ясных дней, —
Отныне нам забыть о счастье надо;
Надежды ли исчерпана отрада, —
Уроним чашу в глубину морей.
Забвение — волна, что все схоронит,
И кубок в ней, что брошен нами, тонет.

Монф., сентябрь 18… — Брюс, январь 18…

НАДПИСЬ НА ТОМЕ «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ» ДАНТЕ

Однажды, в сумерках вечерних, на дороге
Я встретил путника в широкой римской тоге.
Он был похож на тень в закатном свете дня.
Замедлив гордый шаг, прохожий на меня
Взглянул, и молнией его сверкнуло око.
Он тихо вымолвил: «Я был горой высокой
И небо затмевал в дни древности седой.
Оковы сна сорвав с души своей слепой,
По лестнице существ я на ступень поднялся
И превратился в дуб. Народ мне поклонялся,
И шелестом глухим я тишину будил.
Потом в песках пустынь я долго львом бродил,
И мне внимала ночь, и мне внимали звери.
Теперь я — человек, я — Данте Алигьери».

Июль 1843

MELANCHOLIA [19]