Том 12. Стихотворения

Но, хоть сатиры бич достаточно тяжел,
Твердишь ты нагло: «Я — в историю вошел».
Нет, вор! История перед тобой закрыта;
Гробница королей запретна для бандита!
Отброс людской, сова без перьев, дохлый зверь, —
Тебя извне прибьют, вгоняя гвозди в дверь!

Джерси, 1 августа 1853

XII ОХРАНИТЕЛЬ О ВОЗМУТИТЕЛЕ

Я спал ли? Бодрствовал? Судите, вам видней.
Какой-то человек — перс, турок, иудей? —
Правдивый и крутой, член партии порядка,
Сказал:

«Я, как юрист, казнь эту, скажем кратко,
Приветствую. Казнен бесстыдный шарлатан
И анархист. Закон нам для порядка дан:
Он защищает власть. Какое ж тут сомненье?
А если дан закон, должно быть исполненье.
Есть истины к тому ж — и вечные притом;
Их должно охранять, хотя бы топором.
А он явился к нам с моралью сладкогласной:
Добро, Любовь, Прогресс — и прочий вздор опасный.
Он осмеял наш культ, столь чтимый с древних лет;
Он был из тех, кому святыни в мире нет,
Не чтил он ничего, что люди чтут по чину.
Чтоб насаждать свою греховную доктрину,
Он собирал, бродя в трущобах, разный сброд;
Шли рыбаки к нему (тупой и злой народ),
Погонщики скота, бродяги, попрошайки;
Себе учеников обрел он в этой шайке.
Он к образованным не обращался, — нет! —
К достойным, у кого есть деньги, и обед,
И положение. Вносил он смуту в массы.
Он, пальцы разводя и делая гримасы,
Пытался врачевать бессильных и больных,
Презрев закон. Но есть немало дел иных.
Обманщик, поднимал он мертвецов из гроба!
С фальшивым титулом, как знатная особа,
Призваньем ложным он кичился пред толпой.
Он шлялся, говоря: «Все следуйте за мной!»
Бродить по всей стране с учением подобным —
Ведь это ж призывать к боям междоусобным,
Меж граждан сеять рознь, и ненависть, и тьму!
Все видели, как шли язычники к нему,
Из тех, кто спит в печах для гипса и в канавах:
Кто хром, кто глух, кто слеп, кто в струпьях, сплошь
кровавых,
И рьяно их скребет щербатым черепком.
Все люди честные, плюясь, вбегали в дом
При виде этого фигляра с этой кликой.
Какой-то праздник был, не помню; в злобе дикой,
Крича, схватил он бич и, с кучей пышных слов,
Стал грубо выгонять из храма продавцов,
Платящих должный сбор, людей достойных, видных,
Державших лавочки товаров безобидных
В притворе — с ведома и клира и властей,
Что получали часть законных барышей.
Шатался с девкой он — позорище какое!
Он разглагольствовал, расшатывал устои
Семьи, религии, морали; подрывал
Основы общества; он деньги отрицал!
Народ за ним валил, бросая хлеб несжатым
На нивах; это ж бред! Он угрожал богатым;
Он нищих ублажал, твердя, что все равны,
Все братья в мире сем; что мы забыть должны
О господах, рабах, великих и ничтожных;
Что плод земли — для всех; он клир, в словах безбожных,
Грязнил, кощунствуя. Ведь это смертный грех!
Он богохульствовал. На улице! При всех!
При каждом босяке!.. Он слишком стал опасен.
До коих пор терпеть? Закон предельно ясен…
Распяли!»
Он словцо столь кротко произнес,
Что вздрогнул я. «Кто вы?» — раздался мой вопрос.
Он отвечал: «Урок был нужен, скажем прямо…
Кто я? Я — Элисав, письмоводитель храма». —
«О ком же речь идет?» — спросил я в простоте.
«Да о бродяге том, — ответ был, — о Христе».

Джерси, 23 декабря 1853

XIII