Вся жизнь — не более как в вихре бурь зерно, —Твое величие отринуть нам дано!Мы справедливости хотим душой нетленной,Как равновесия ум ищет во вселенной.Мне нужно твердо знать, что в бездне, где со тьмойСлилось сияние, есть правда надо мной.Хочу возмездия! Пусть упадает мщеньеНе на невинного — на клубы преступленья!Нет! Торжествующий мне Каин нестерпим.Когда царит порок и гнется все пред ним,Хочу, чтоб с неба гром ударил, чтоб, синея,Вонзилась молния в надменного Атрея!
УЗНИК
Бесславие — его тюрьмою стало вечной!Его могли казнить, но были бессердечны —И жить оставили.И грозно с этих порВоздвиглись вкруг него невидимые стены,Где сторожат без отдыха и сменыНеумирающий его позор!Темница та, как гнет тяжелый сновиденья,Неосязаема, но вместе так грозна,Что может устрашить и смелого она,Как робкие умы пугают привиденья!В ней темен и глубок подземный каземат;Нет доступа к стенам незримым и высоким;Ни лестниц к ним нельзя подставить, ни канатДля бегства прицепить. Томиться одинокимВ ней узник осужден до склона тяжких дней:К дверям невидимым не подобрать ключей!Кто узник? Скрыт его во мраке образ бледный;Он в бездне самого себя погиб бесследно.Все кончено — над ним покровом мертвецовНавеки распростерт бесчестия покров.Он вождь был некогда — и так погиб ужасно!Нет солнца для него — и станет он напрасноПовсюду, в ужасе, рассвета дня искать:Минувшей Франции ему не увидать;Предательства она явилася ареной,И обесчещена она его изменой!Нет сострадания к предателя судьбе;Он ненавистен всем и самому себе.Весь мир ему тюрьма; нет для нее границы;Позор разносится быстрей полета птицы,И на поверхности живой земли лицаПределов нет ему — и нет ему конца!Закон неумолим!.. Когда он к каре вечнойЗахочет привести и к муке бесконечной,Не нужны ни гранит, ни медь тогда ему,Чтоб осужденному соорудить тюрьму.Он грязь одну берет — и грязь из ямы сточнойСтановится тюрьмой устойчивой и прочнойДля тех, в ком чести нет, как ночью солнца, в комЖизнь тянется еще каким-то темным сном,Кто палача избег карающих объятийДля пресмыкательства во тьме, среди проклятий.Отверженец — один!.. Наедине с собоюОт жгучего стыда он никнет головою.Стыд — ноша тяжкая. Отцеубийце нетСпасенья; в нем самом его злодейства след.Им совершенное — с чудовищною силойОшейником его железным задавило;И в вечном ужасе, средь непроглядной мглы,Свои тяжелые влачит он кандалы…Он мог спасителем быть Франции, героем,К победам путь открыть ей смелым, честным боем —И добровольно он измену предпочел,Повергнув родину бесстыдно в бездну зол!Сознание, его терзая неотступно,Твердит ему: «Злодей! Ты поступил преступно.Ты стал Иудою, как стал им Ганелон,Так будь же проклят ты, как всеми проклят он!Знай лишь отчаянье одно да казнь томленья!Засни — и я спугну отраду сновиденья!»Вот мысль, всегда его терзающая слух,Сжигающая мозг, спирающая дух,Сомкнуть усталые мешающая вежды,На гибель самую лишив его надежды.Он должен, осужден, обязан жизнь влачить,Чтоб вечно вспоминать и вечно не забыть,Что в плен он Франции повергнул легионы,
