О небо! Ураган вздул черный столб огня,И берег загремел подобно наковальне.Да, полночь в городах — танцор, что в зале бальнойПод полумаскою резвится и шалит;Но полночь на море — безжалостный бандит:Закутанный в туман, он прячется за шквалы,Хватает моряка и бьет его о скалы,О риф неведомый, что на пути возник.И вал нахлынувший задушит в горле крик,И чувствует гребец, что палуба уходитВнезапно из-под ног… И память вдруг приводитПричал на пристани июльским жарким днем.И Жанна вся дрожит, испуганная сном.4Подруги рыбаков! И сына, и супруга,Всех, сердцу дорогих, и жениха, и друга —Вы морю отдали. Как страшно думать вам,Что служат все они игралищем волнам,От юнги-мальчика до штурмана седого;Что ветер, дуя в рог, летит над ними сноваИ вздыбил океан; что, может быть, сейчасПотерпит бедствие ничтожный их баркас;Что путь неведом их; что над морскою бездной,В водовороте волн, средь этой тьмы беззвезднойИх держит над водой лишь утлая доскаДа прикрепленный к ней обрывок паруска.Что делать женщине? Бродить теперь, рыдая,У берега, моля: «Верни их, глубь морская!»?Но — горе! — ведь сердцам, утратившим покой,Его не возвратит бушующий прибой!А Жанна все грустней. Ведь муж один на море.А ночь прожорлива, а мрак, что саван, черен!И Жанна думает: «Один в такую ночь!С ним рядом никого, чтобы ему помочь.Ведь сыновья еще не подросли, так малы!»Но сыновья растут, и, как всегда бывало,Уйдут на промысел они с отцом семьи.И ты вздохнешь, о мать: «Ах, будь они детьми!»5Она берет с крючка фонарь и пелерину.Теперь пора взглянуть, не стихла ли пучина,Не виден ли баркас и как горит сигнал.Вперед! И вот она выходит. Не дышалЕще рассвет. Еще нигде не видно былоТой белой черточки, что тьму и свет делила.Шел мелкий дождь во мгле. Мрачней погоды нет.Так день колеблется: прийти ль ему на свет?Так плачет человек в день своего рожденья.И Жанна медленно идет через селенье.Лачуга бедная взор привлекла ее,Людское жалкое, угрюмое жилье.Строенье ветхое стояло без защиты.Ни огонька в окне, и дверь полуоткрыта.На стенах треснувших едва держался кров,И ветер теребил его со всех концов,Вздымая темную, прогнившую солому.И Жанна вспомнила: «Да, ведь хозяйка дома —Несчастная вдова. И, кажется, больна.Зайти бы надо к ней, проведать, как она?»И Жанна в дверь стучит. Никто не отворяет.И Жанна, вся дрожа от ветра, размышляет:«Больна? А дети как? Голодный вид у них.Да, двое маленьких, а мужа нет в живых».И Жанна вновь стучит: «Соседка, отоприте!»Но в доме тишина. «Вы слишком крепко спите.Не достучусь никак. Что нового у вас?»Но ветер вдруг подул — и дверь на этот разЗаколебалась вся на петлях, содрогнуласьИ прямо в глубину жилища распахнулась.6И Жанна входит в дом, лучами фонаряЖилье безмолвное внезапно озаря.Сквозь дыры в потолке вода на пол стекала.Картина страшная глазам ее предстала:В соломе, голову откинувши назад,Лежала женщина; был мутен мертвый взгляд;Раскрытый рот застыл. Исполненная силыМать, ставшая теперь видением могилы, —Вот участь нищего, когда в борьбе с судьбой