Том 13. Стихотворения

Красива и мила — ужасная примета!
В лохмотьях, бледная, по улице она
Бредет среди чужих, в себя погружена.
Недетская тоска в ее широком взоре,
И складки возле рта уж наложило горе.
В невидящих глазах и тени мысли нет.
То голод? Жажда? Страх? Ночь? Тяжкой скуки след?
Придавлен мотылек, крыло уже не бьется…

Вдруг слышен чей-то смех. То мать ее смеется.
И эта женщина, чьим домом стал кабак,
Как бы не хочет знать, что сквозь туман и мрак
По грязной улице, в изодранной одежде,
Босая, вся дрожа, изверившись в надежде,
Проходит девочка — ее родная дочь.
Так смотрят лишь на пса, что выгнан в холод, в ночь;
Так розе червь порой противен безобразный,
Хотя она сама покрыта слизью грязной.

А в детстве и она такою же была…

Камелией давно фиалка расцвела.
Чтоб залучить гостей, она поет куплеты.
И обе — мать и дочь — сейчас полуодеты.
Одну раздел позор, другую — нищета.
У матери на лбу ужасных язв черта.
На улице порой глухими вечерами
Случайно мать и дочь встречаются глазами.

В одной прошедшее, грядущее в другой,
Одна идет к заре, другая — к тьме ночной.
О нищета!

Дитя молчит, не понимая:
Ужель та женщина ей вправду мать родная?
Да… Нет… Прохожие, случайно встретив их,
Не знают ничего о призраках ночных.
Мать — порожденье тьмы, но ангел с чистым взором
Не может быть рожден паденьем и позором.
Увы, несчастное дитя бредет одно,
Внушая ужас всем. В душе его темно.
Мертва она? Жива? На это нет ответа.
«Кто эта девочка? Ведь мать должна быть где-то?» —
Так спрашивают все. Что знаем мы о ней?
Но, молча хлеб схватив, она идет быстрей
В каком-то забытьи по улицам проклятым.
Мечтатель, вижу я, как в кулачке зажатом
Сверкнули молнии, пронзив ночную высь.
И, как у тех, над кем тюремный свод повис,
Взор в небо устремлен, где меркнет позолота,
Все существо ее в себе проносит что-то
От гнета мрачного, что на душу налег,
И с губ готов слететь мучительный упрек
А город с башнями, лачугами, дворцами
Пред воспаленными, незрячими глазами
Встает видением напрасным, и она
Не хочет замечать, презрения полна,
Ни башен Нотр-Дам, ни сводов Пантеона.
Она сейчас душой вне общего закона,
Ей наши голоса невнятны — мрачной тьмой
Рожденная, она скользит перед толпой
Безмолвным призраком по улицам покатым.

Что может ад вместить в единый малый атом
Решать мыслителю! Я не глядеть не мог
На порожденье зла, болотный огонек,
Отчаянье в себе таящий с дня рожденья,
Бредущий здесь в грязи, без слез и сожаленья.
Медузою она глядит на этот свет
И Немезидою в свои пять жалких лет.

из книги «ВСЕ СТРУНЫ ЛИРЫ» 1888–1893 (посмертно)

НАДПИСЬ

Строитель создал храм пять тысяч лет назад
В честь бога вечной тьмы, кому подвластен ад,
Чтоб духи ужаса там жили в гневе лютом.
А ныне — ласточки небесные живут там.