Том 13. Стихотворения

Что, цену им найдя по стати и по чину,
То женщину купить готовы, то мужчину?
Ужели участь тех покой смутила твой,
Кто, голода страшась, конца на мостовой,
Был принужден пойти к хозяину в лакеи?
Ужели не рискнешь в житейской лотерее?
Так знай: ты — скареда, сквалыга, скупердяй,
Отверженный людьми, почти что негодяй.
«Трус!» — скажет поп тебе; «Дрянь!» — уличная девка.
За честность злобно мстя, в твой дом войдет издевка.
В наш век распущенный, не знающий препон,
Коль ты не Аретин, ты жадный Гарпагон.

18 декабря 1874

' Порядочность во всем — вот вся моя заслуга. '

Порядочность во всем — вот вся моя заслуга.
Когда уйду навек от недруга и друга,
На строгой высоте исполненного долга
Меня запомнят все сограждане надолго.
Хулителей моих бесстыдных поношенья
Помогут мне спастись от скорого забвенья.
Их ненависть начнет с рычаньем приближаться,
Царапать мне лицо и яростно кусаться.
Сбегутся чудища, страстей позорных стая:
И Злость, и Клевета, и Наглость площадная.
Так в Индии, когда, кружась над горной кручей,
Стервятники ее вдруг облегают тучей,
Крестьяне говорят, живущие в долине:
«Как видно, там мертвец положен на вершине».

15 декабря 1874

ПОБЕДА ПОРЯДКА

Порядок вновь спасен. Везде царит покой,
И это — в пятый раз, а может быть — в шестой.
Для каторги опять готово пополненье.
За эти восемь дней, что длилось избиенье,
Ступать по мертвецам в привычку уж вошло.
Решительной рукой искоренялось зло:
Детей, и стариков, и женщин без разбора
Косили наповал, не видя в том позора.
Оставшихся в живых — изгнанье, ссылка ждет.

Плывут за океан, в трюм загнаны, как скот,
Вчерашние борцы, не ведавшие страха,
Чьи славны имена от Волги и до Тахо.
Победа! Справились! Повержен страшный враг!
Когда во Франции хозяйничал пруссак,
Париж прославиться решил великим делом
И родину спасти. Пять месяцев гудел он,
Как в бурю лес гудит. Ливийский ураган
Бушует так. «Париж безумьем обуян, —
Был приговор. — Пора ему угомониться:
Опасней Пруссии восставшая столица».
Ликующий Берлин шлет благодарность нам.
Открыться можно вновь кофейням и церквам.
Кровь залила огонь войны неутолимый.
Погиб Париж — зато порядок обрели мы.
Что мертвецов считать? Ведь лошадь на скаку
Сдержать не так легко бывает седоку.
На землю небеса вслепую мечут громы:
Вот так же наугад шлем в стан врага ядро мы.
Убитых тысячи? Какая в том беда?
И Зевса гнев разит невинных иногда.
Восторгом до краев полны сердца и души:
Ура! Теперь ничто порядка не нарушит.

Не думать и молчать — приказ народу дан.
Пора, чтоб, наконец, отхлынул океан
И чтобы в лица гниль могильная пахнула
Поборникам свобод, дошедшим до разгула.
Наш беспокойный век — век молний, грозных бурь;
Его зажмет в тиски и вышибет всю дурь
Спасительный кулак, явившийся из бездны.
Узда религии для общества полезна.
Силлабус благостный, законный государь
Спасенье принесут, а не народ-бунтарь.
Погас огонь. Из тьмы несет угаром смрадным, —
Наказан дерзкий бунт террором беспощадным.
Нет больше ничего. Все смолкло. Гул исчез.