Том 13. Стихотворения

Слил храбрость воина и доблесть гражданина.
Веллетри взял бы он, Везувий и Турин,
Капитолийский холм, и древний Палатин,
И Алигьери дух, и сердце Ювенала…
И, отковав людей из этого металла,
Он указал бы им титанов гордый путь.
Увы! В Италию он мог бы Рим вдохнуть.

7

Убийство свершено. Кто за него в ответе?
Не папа. Не король. Ничтожны люди эти.
Но кто убийца? Он. Тот человек из тьмы.
Он среди нас живет. Его скрываем мы.
Преемник черных дел Иуды и Синона,
Презренный лицемер без чести и закона,
Он тайно задушил Республику в ночи.

Вы славите его, монархи-палачи!
Но тщетно множит он охранников отряды, —
Упорно молния в него вперяет взгляды.
Расплата близится. Она не за горой.
Поэтому гремит на небе гром порой.
Мрак ночи осадил дворцовые ворота.
Неумолимая гроза зовет кого-то,
Подобна мстителю у вражеских дверей.

Из глубины лесов, с болот и пустырей
Несется приторный, тяжелый запах тленья,
И тленьем пахнет храм в часы богослуженья,
И, словно труп, елей удушливо смердит.
Италия в цепях, и Мексика, и Крит,
И Польша, и Париж, забывший об убитых,
Похожи в наши дни на строй гробниц открытых,
Как будто на земле, под взглядами светил,
Полно безудержных, неукротимых сил,
Убийство дикое раскрыло венчик алый —
Чудовищный цветок планеты одичалой.
Под грудой мертвецов земная скрыта твердь.
Победу празднует властительница-смерть.
Везде убитые — в полях и под скалами.
Призыв к оружию парит над их телами.
Они раскиданы, как пригоршни семян.
Их подхватила смерть — всесильный ураган —
И бросила потом на борозды свободы.
Придет пора — они дадут величья всходы.
Герои, мы вас ждем! А трупы пусть гниют.
О рок таинственный, верши свой грозный труд.
Отмечены клеймом жестокого страданья,
Застыли мертвецы в недвижном ожиданье.
Меж тем как, веселясь вкруг пышного стола,
Ликуют короли, исполненные зла,
Меж тем как их олимп, вознесшийся над нами,
Сверкает золотом, и светится огнями,
И, снизойдя к толпе, показывает ей
Единство братское султанов и царей, —
Там, вдалеке от них, где веет ветер адский,
Смерть со стервятником целуются по-братски.
На праздник мерзостный слетаются в ночи
Орланы жадные, и луни, и грачи,
Кружатся ястребы, и, мертвых задевая,
Проносится ворон прожорливая стая.
На жертвы бледные убийственной резни,
Как камни, с высоты бросаются они,
Клекочут, каркают взволнованно и жадно
И плоть остылую терзают беспощадно.

8

Ты сном объят, народ… Проснись же наконец!
Нельзя тебе лежать, поверженный боец.
Ты спишь, а на руках — рубцов узор багровый:
Впивались долго в них тюремные оковы.
О, знаки страшные! Что сделал ты с собой,
Ты, не склонявшийся когда-то пред судьбой?
Сырому погребу Империя подобна.
Влачится жизнь твоя под властью ночи злобной.
Ты спишь. Забыто все: свобода, и права,
И гнусный заговор, и неба синева.
Лежишь, охваченный тупым изнеможеньем,
И небеса гневишь своим уничиженьем.
Так пробудись, гигант, от низменного сна!
Игра могучих мышц пусть будет всем видна.
Спать беспробудным сном пристало только зверю.
Ты утомлен? Ты глух? Ты умер? Нет, не верю!
Ужель сквозь забытье, сквозь толщу глухоты
Паденья своего не ощущаешь ты?
Ты слышишь, над тобой шаги и взрывы смеха!
Ликуют короли, и ты им не помеха.
Ты спишь средь нечистот. Ужель ты все проспал,
И гордый гражданин животным вьючным стал?
Но даже бык в ярме бывает непокорным!
Ты слеп? Так ощупью иди во мраке черном!