Том 13. Стихотворения

Звучаньем топора и гнать куда-то прочь
Неведомую тень в неведомую ночь?

РАЗМЫШЛЕНИЯ В НОЧИ

Молитве — созерцать, а знанью — быть упорным,
Искать. В монастыре святой Минервы черном
Был суд. И от кого ж отрекся Галилей?
От бога! Видит бог томление людей.
Пусть глубочайший мрак распространен над нами
Миры спасаются обменными огнями;
Хоть небо столь темно, что счета безднам нет,
Но шлет звезда звезде сквозь эти бездны свет.
Немирна и лазурь — бывают там заботы
И бедствия свои. Порою звездочеты
На тверди золотой усматривают вдруг
Смерть солнц. Падучих звезд вещает нам испуг,
Что где-то в страшной тьме зенита, нам чужого,
Заря последняя рассеяться готова.
Все знает лишь господь, вполне определив
Неведомый прилив, а также и отлив.
Мир только облако, и ветры, что колышут
Такое облако, своим порядком дышат.
Ученый спросит: «Как?», мыслитель: «Почему?»
Во тьму ушел ответ, непостижим уму.
Тьма — нисхождение чудес. Мы увидали
Лишь неизвестное. Но это навсегда ли?

О правосудии взывает эта мгла.
Нет бури, что б смести с небес ее могла.
И вот поэтому, о пастыри людские,
Должны предпринимать мы действия такие,
Чтоб человек был добр и в смутные часы,
Когда в руках творца колеблются весы.

ВХОДЯ В ИЕРУСАЛИМ

Да слышат Рим и Мир! Народ, войны не надо!
Междоусобья — прочь! Казнимому — пощада!
Под небом голубым Свободу обретем,
Пред Смертью — Равенство, и Братство — пред Отцом!
Любите! Сильные, слабейших поддержите.
Вредящих вразумим. Калечащих лечите.
Мир и прощение! И снисхожденье к злым.
Ведь вправе добрые прийти по-братски к ним.
Что пользы в чистоте, коль чистый позабудет
Про заповедь любви? Не солнцем солнце будет,
Коль тиграм и волкам в сиянье даст отказ.
Разоружение великое сейчас
Я вам показываю в небе. Наблюдайте
Звезду, зарю, лазурь, закон и мир. О, дайте
Раскаянью расцвесть! Уймитесь, палачи.
Задумайся, судья. Ты, Каин, жизнь влачи.
У тех, кто без Вчера, хоть Завтра не отымем —
Пусть право каяться останется за ними.
Чем кротче наши сны, тем выше духа взлет.
Так сейте! Богачи — богаче от щедрот.
Нужда — не ненависть. Вы, бедные, любите
И во спасение любовь употребите.
Как траур ни глубок, надежда быть должна,
И тьма как ни черна, а все ж небес полна.
О, ненависти вихрь! Темны его порывы.
Любить, любить, любить по-братски все должны вы.
И вот, лицом к лицу с безумцами побыв,
Уменьшив зло земли, купели дно омыв,
Священник средь владык и средь народов нищий,
Я, возлюбивший скорбь и бедные жилища,
Задумчивый старик, бредя в кромешной мгле,
Пришел к тому, что даст увидеть на земле
Всю меру господа, который — в человеке:
Вам оставляя Рим, беру себе навеки
Я Иерусалим. Достойней не найти
Мне места, чтоб к творцу молитву вознести.
Там, в Капитолии, лишь призрак, а душою
Здесь, на Голгофе, я. Здесь стал я сам собою.
Здесь ангел и святой считают, что я прав,
Покинув цезаря, Христа взамен избрав.
Из мглы, где трон погряз, к кончине, как к вершине,
Помогут мне взлететь орел с голубкой ныне.
Я сердца твоего величье, Иисус,
Познал — и вот слугой гробницы становлюсь.
Я саван полюбил и пурпур ненавижу,
Но в жизни я живу, а вы, князья, как вижу,
На черных костяках престолы возвели.
Прах — всемогущество земное, короли!
К надежде человек рукою потянулся,
Другой рукою к злу он тянется. Споткнулся,
Вновь подымается, торопится, бежит…
И понимаю я, что быть мне надлежит
Поддержкой для людей; они изнемогают.