Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон.
Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.
И едва опять не потерял сознание.
По двору ходили немцы.
Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер – Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.
И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.
Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках 'Примы'.
А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.
'Вот я приложился башкой-то' – подумал Лешка. – 'Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже'
В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. 'И обонятельные еще…' – меланхолично добавил он сам себе.
Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.
Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.
'А вот и большой белый писец пришел…' – подумал Алексей.
Дверь, невыносимо скрипя, открылась.
– Raus hier, beweg dich! – немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.
Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.
Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.
А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?
При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой.
– Nehmen Sie Platz! – вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал – стоял в углу, слегка справа за спиной.
– Данке шён! – кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.
– Sprechen Sie Deutsch? – приподнял бровь сидящий.
– Я. Абер зер шлехт… Ин дер шуле Лере.
– Klar… – И тут в голосе офицера появился металл – Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?
– Эээ… Вас?
– Имья, звание, род фойск, фоенная част? – подал голос стоящий.
– Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. – Лешка усердно замотал головой.
– Antworte auf die Frage!
– Отвечайт на фопрос!
– Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.
– Warum hast du dann Uniform an?? – уставился на него сидящий офицер.
– Тогда почьему ит. есть ф фоенный форма?
Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?
– Господин… эээ…
– Herr Hauptman!
– Хер гауптман… – Лешка внутренне ухмыльнулся – Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?
Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.
– Was fur ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?
– С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
– Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?
– Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?
– Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут… Домой иду, в Демянск.
Немцы переглянулись.
– В Демянск? – переспросил длинный.
– Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот… Свидетель Иеговы. Вот.
'Что я несу-то…' – с ужасом подумал Лешка.
– Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militarform weder bei uns noch bei den Russen.
– Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
'Млять… Чего сказать-то ему?' – пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.
– Geben sie mir bitte eine Zigaretten!
Немцы переглянулись.
Тощий достал из кармана… Лешкину 'Приму' и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.
– У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also… если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого – он показал 'Приму' и зажигалку. – Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?
– Ф-ф-ферштеен. – кивнул Лешка.
Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.
– Имья, звание, род войск, военная част? – повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.
– Я… Я не помню… Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.
– Schteit auf! – неожиданно рявкнул в ответ тощий.
Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой 'Г'. И тут же колено офицера въехало ему в нос.
Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент…
– Der Schweinerne Dussel! – пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. – Der regt mich auf……
Гауптман опять зевнул и подошел к окну.
Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов,
