Он перенес огонь на пролом, чтобы остановить остальных.
А деревня спала. Бодрствовал только сторож на ферме, где коровы не спеша пережевывали остатки вечерней трапезы. Кое-кто из животных делал это лежа, философски посматривая на соседок.
Дед Ефим поправил сползающий ремень ружья и вышел из коровника на улицу. Небо было темным, облачным, без звезд. Только мерцало зарево за лесом, там бьет город. А впереди ползала маленькая желтая полоска — луч прожектора на свалке. К появлению собак дед Ефим отнесся философски: все на земле твари божьи и потому имеют право на существование и пропитание. А уж над причинами их появления и вовсе не задумывался.
Треск пулеметных очередей словно хлыстом ударил сторожа. Он вздрогнул, вгляделся в сторону свалки. Заметался прожекторный луч, длинными очередями строчил пулемет.
— Ого! — дед Ефим снял с плеча ружье, взял наперевес. — Большой бой идет.
Похоже, стрельбу услышали в деревне, расположенной от фермы в нескольких сотнях метров. Стали зажигаться окна. Послышались далекие мужские голоса. Сторож осмотрелся, на всякий случай подпер бревном ворота в коровник, потом во второй. Постоял, подумал, покачал головой:
— Надо бы изнутри тоже запереть. Береженого бог бережет.
Через боковую дверь зашел в коровник, запер ее на засов и пошел мимо дремлющих и жующих коров. И вдруг услышал отдаленный лай, хриплый, злобный, совсем не похожий на тявканье деревенских собак.
— Ах, мать честная, прорвались-таки!
Дед Ефим зашагал побыстрее, но только подошел к воротам, как снаружи совсем рядом послышался рык, визг, тявканье. Это добежала до коровника первая группа бронепсов. Они с разбегу бросились на ворота, но лишь покачали их. Снова удар, и снова безрезультатно: ворота открывались наружу, и открыть их внутрь было почти невозможно.
Коровы наконец сообразили, что творится за стенами фермы. Повскакивали на ноги, тревожно замычали, заревели, чем еще сильнее возбудили собак. Из темноты выбегали все новые и новые группы бронепсов. Звери снова начали группироваться для совместного удара.
Дед Ефим стоял и не знал, что предпринять. Вся надежда на то, что ворота продержатся до подхода помощи. Деревня-то рядом, мужикам сюда добежать — раз плюнуть.
Ком из трех десятков псов мощно и сильно ударил в ворота. Послышался треск, часть досок проломилась внутрь, часть вылетела. Передовые собаки, смятые ударом, застряли в проломе. Одна свалилась на землю, начала изгибаться, скулить, визжать. Дед Ефим не раздумывая разрядил в нее заряд «волчьей дроби». Дробь разбила голову и морду собаки. Сторож начал торопливо перезаряжать ружье.
А собаки снова отошли, усилились новыми бронепсами и опять пошли на таран. Они были голодны, и потому всему живому, что попадалось на пути, рассчитывать на пощаду не приходилось.
Караульный БТР прибыл через десять минут после прорыва. Мощный рокот крупнокалиберного пулемета в обрамлении россыпи автоматных очередей словно поставил финальную точку в первой части этой истории. Свинцовый ливень преградил дорогу через пролом остальным собакам и разогнал их по свалке.
К месту прорыва подошли еще два бронетранспортера и автомобили с солдатами. После короткого совещания, командир дежурного взвода оставил на охране пролома пятерых солдат с ручным пулеметом и гранатометом. Два БТРа и грузовик ринулись в погоню по следу прорвавшихся собак.
Все следы вели в сторону деревни и фермы. Мощный гул моторов разорвал ночную тишину. Лейтенант сидел в головном «бронике», прильнув к окулярам прибора ночного видения. Настроение у него было отвратительное: раздражение от того, что разбудили среди ночи, злость на собак и страх от возможных последствий. Не трудно представить, что ждет его, если собаки доберутся до деревни и там пострадают люди. Звездочки он уж точно потеряет.
Свет фар выхватил из темноты серый комок. Собака! Она метнулась вправо-влево, пытаясь уйти из пучка беспощадного света. Но не успела.
— Бей! — крикнул лейтенант стрелку.
Коротко рявкнул крупнокалиберный пулемет. Красная стрела трассира буквально вонзилась в собачье тело. Даже шум двигателя не смог заглушить предсмертный визг кувыркнувшейся собачонки. И тут же БТР качнуло — он наехал колесом на убитую собаку.
А впереди в свете фар заметались сразу три бронесобаки. Они бросились в разные стороны, пытаясь уйти в темноту. Красные стрелы автоматных и пулеметных очередей, словно нитки, прошили сумрак в разных направлениях. Пули вспарывали снег, неотвратимой швейной, смертной строчкой мчались к бегущим псам. Минуты хватило, чтобы разделаться с беглецами и ринуться дальше.
Собаки прорвались с третьей попытки. Дед Ефим застрелил первую и попятился назад, лихорадочными движениями вытаскивая патрон из ствола и запихивая туда новый патрон.
Но собаки, бежавшие следом за первой, кинулись на стоявших с краю коров. Прямо на глазах сторожа, под дикий рев и стон коров, четырех из них одну за другой разодрали на части, заживо выхватывая куски мяса вместе со шкурой и костями. Кровь ручьями брызнула в разные стороны. Остальные животные оборвали привязь, шарахнулись в дальний угол коровника. Сбились в кучу, не переставая мычать от ужаса, опустили головы, выставили вперед рога.
Тем временем, дед Ефим перезарядил двухстволку и начал отступать к коровам. Но не успел. Два выстрела в упор отбросили самых первых из новой волны собак, но следующие ряды взвились в прыжке, сшибли старческое тело на землю, выбили из рук ружье, полоснули клыками где попало и, не задерживаясь, бросились на коров.
Частокол острых рогов отбросил волну атакующих, основательно помяв животы и морды бронепсов. Собаки не были знакомы с коровами и их повадками, поэтому бросились в новую атаку. И снова были отбиты. Наконец, сообразив в чем дело, отскочили подальше и, визжа и лая, начали сбиваться в кучу, готовясь к таранной, все сметающей атаке.
В эту кучу и последовал залп ворвавшихся на ферму мужиков из деревни. Мощные заряды дроби разметали собак. Они быстро опомнились, повернулись в сторону нового врага и… атаковали его, вместо того, чтобы разбегаться. Людей-то они знали и ненавидели больше, чем боялись.
Это было так неожиданно, что многие мужики даже не успели перезарядить ружья. В ход пошли ножи, вилы, топоры. Бой распался на отдельные схватки.
— Не пускай их к выходу! — крикнул Федорчук, отбиваясь стволом ружья от напавшего на него рыже- черного пса.
Тот клацнул зубами по стволу, дернул на себя. Злобный, стального блеска глаз, не отрываясь, смотрел на человека.
Федорчук, не выпуская левой рукой ружья, правой выхватил из-за пояса нож и с не меньшей злобой саданул в один из серых зрачков. Собака завизжала, отскочила назад, закрутилась на месте.
За стенами коровника тоже слышались крики, выстрелы, лай, визг. Там тоже шел бой. Вдруг заревели мощные моторы, загрохотали крупнокалиберные пулеметы, зататакали автоматы. Несколько солдат, вбежавших в коровник, очередями из автоматов завершили схватку.
Утром весть о собачьем прорыве облетела город. Ужаснула людей цифрами потерь и ущерба. Причем слухи о них, как снежный ком, росли и росли от дома к дому. Конечно, ничего, кроме ненависти и возмущения, это не вызвало.
«Уазик» Смирнова мчался к месту происшествия — в деревню. В машине сидела та же компания, что и три месяца назад, когда охотники ехали на свалку, полные самонадеянной уверенности в успехе порученного предприятия. Заместитель председателя охотобщества Павел Николаевич Смирнов, охотники Петр Тихонов и Семен Наливайко, шофер. Правда, «уазик» был другой — тот после полученных от собак повреждений списали.
Оживленный разговор с воспоминаниями как-то незаметно оборвался при выезде из города. Каждый углубился в свои мысли. Похоже, думали о том бое, о своих переживаниях и действиях. Нет, сейчас боя не
