отмечала в дневнике, что 9 мая 1960 г. после заседания Национального совета безопасности он сказал ей: «Я хотел бы уйти в отставку. Утром президент выглядел очень подавленным, но к середине дня вернулся в нормальное состояние, с которым он воспринимал плохие новости – не замыкаться на них, а идти вперед… Позднее президент сыграл партию в гольф»[849].
В 1948 г. в своих военных мемуарах «Крестовый поход в Европу» Эйзенхауэр писал: «Никакие другие расхождения среди государств не стали бы угрозой всемирному согласию и спокойствию при условии, что между Америкой и Советами будет установлено взаимное доверие»[850].
Бесспорная истина. Но бесспорно и то, что такие акции, как вторжение американских разведывательных самолетов в воздушное пространство Советского Союза, уничтожали слабые ростки взаимного доверия, которые стали пробиваться в отношениях между двумя странами в период президентства Эйзенхауэра.
Полеты над территорией СССР проводились с 1956 г. и с' их помощью американцы получали очень важную военную информацию. «Советские радары, которые были лучшего качества, чем американские, фиксировали полеты У-2, и Советское правительство протестовало против них по дипломатическим каналам. Однако это было все, что русские могли сделать, так как у них не было ни самолетов, ни ракет, которые позволили бы сбить У-2, летавшие на высоте около 15 миль. Несмотря на присущий ему здравый смысл, Эйзенхауэр разрешил своим советникам по вопросам безопасности убедить себя в том, что он получит больше с точки зрения разведки, чем потеряет с точки зрения порядочности»[851].
Эйзенхауэр понимал, что разведывательные полеты над СССР «подвергают риску шансы на улучшение отношений с Советским Союзом». Он полностью отдавал себе отчет в том, что в СССР быстро развивается процесс совершенствования военной техники и вскоре будет невозможно безнаказанно осуществлять такие полеты над советской территорией. «Несколько раз он предупреждал, что одна из этих машин может быть захвачена и тогда грянет буря»[852]. По мере приближения встречи на высшем уровне в Париже президент нервничал все больше и больше. Эйзенхауэр не без оснований опасался, что, если полеты У-2 станут достоянием гласности, это нанесет сокрушительный удар по его «репутации честного человека»[853] .
Эйзенхауэр отмечал в мемуарах, что Хрущев и раньше знал о полетах У-2 над советской территорией, а инцидент с Пауэрсом он использовал для того, чтобы не дать американскому президенту возможности приехать в СССР и рассказать советским людям о Соединенных Штатах, их достижениях, об американской демократии и т. д. Явно переоценивая последствия выступлений в Советском Союзе вице- президента Р. Никсона, он ставил вопрос о том, каковы были бы «последствия визита президента США, который смог бы свободно выступить перед массами в России, как это делал Хрущев в США?»[854]. В подтверждение своей версии инцидента с У-2 Эйзенхауэр ссылался на мнение президента Франции де Голля и премьер-министра Великобритании Макмиллана, которые разделяли его точку зрения.
У-2 активно использовались Соединенными Штатами не только для сбора разведданных о Советском Союзе. Эти самолеты-шпионы регулярно летали над странами Восточной Европы, чтобы, в частности, получать данные о советских военных мероприятиях в связи с событиями в Венгрии. Даллес докладывал Эйзенхауэру, что Хрущев лично протестовал против этих полетов. Эйзенхауэр ответил госсекретарю, что рассматривает вопрос о «полном прекращении всего этого мероприятия»[855].
Как показал инцидент с У-2, пилотируемым Пауэр-сом, рассмотрение этого вопроса явно затянулось. И поэтому последовавший затем срыв Парижской конференции на высшем уровне поставил Соединенные Штаты в одно из самых затруднительных положений на протяжении всего периода «холодной войны».
Отнюдь не все в окружении Эйзенхауэра одобряли разведывательные полеты У-2 над территорией СССР в канун встречи на высшем уровне в Париже. Например, Кристиан Гертер, занявший пост госсекретаря США после смерти Д. Даллеса, высказывал опасения, что это может резко негативно сказаться на перспективах созыва подобной встречи. Эйзенхауэр в ответ иронически заметил: «Никогда не бывает подходящего времени для неудачи»[856]. Если президент имел в виду, что такие полеты приведут к срыву встречи в Париже, то он оказался в данном случае настоящим провидцем. Однако президентская команда продолжать полеты У-2 над Советским Союзом оставалась в силе[857].
Сваливая с больной головы на здоровую, в политических кругах США считали, что, предав гласности «дело Пауэрса», Хрущев «обеспечил крушение встречи на высшем уровне в Париже и тем самым уничтожил широко распространенные надежды на окончание «холодной войны». Таковы ли были его намерения или нет никто на Западе не знал и не мог знать, но результат был именно таков»[858]. Президент Эйзенхауэр оказался в очень сложной ситуации. «С одной стороны, его критиковали за то, что он признал шпионские полеты, совершавшиеся самолетами США. С другой стороны, обвиняли в том, что он не контролировал действия своих военных властей. С какой стороны не посмотреть, президент оказался в ужасном положении. Заявление Эйзенхауэра только усугубило его»[859].
И как часто бывает в критических ситуациях, в прессе началась настоящая политическая истерия. «ХРУЩЕВ УГРОЖАЕТ НАНЕСТИ РАКЕТНЫЙ УДАР ПО БАЗАМ, КОТОРЫЕ ИСПОЛЬЗУЮТ САМОЛЕТЫ- ШПИОНЫ», – заявлял «Тайм» 10 мая. На следующее утро появился заголовок: «СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ КЛЯНУТСЯ ЗАЩИЩАТЬ СОЮЗНИКОВ, ЕСЛИ РУССКИЕ АТАКУЮТ БАЗЫ».
С течением времени страсти улеглись, и Пауэрса обменяли на советского разведчика полковника Абеля, арестованного в Нью-Йорке. Вернувшись в США, в течение ряда лет Пауэрс работал летчиком- испытателем в авиакомпании Локхид, а затем пилотом вертолета в телевизионной компании в Лос- Анджелесе. В 1970 г. Пауэрс опубликовал мемуары, в которых довольно откровенно рассказал о многих деталях, связанных с его работой по заданию разведывательных органов. В 1977 г. он погиб во время воздушного инцидента. «Лос-Анджелес тайме» писала 28 августа 1977 г., что злополучного пилота ликвидировало ЦРУ[860].
Инцидент с самолетом У-2 резко отравил атмосферу советско-американских отношений. Это имело тем большие нежелательные последствия, что приближалось совещание руководителей четырех держав.
«Айк поступал как человек, обуреваемый страхами «холодной войны». Несмотря на приближавшуюся встречу на высшем уровне, он нанес Хрущеву ряд булавочных уколов. Так, президент разрешил «Голосу Америки» провести ряд провокационных передач. Это было очень неудачное решение, так как в Кэмп-Дэвиде Хрущев обещал прекратить глушение этих «официальных» радиостанций в обмен на согласие Айка заставить замолчать «тайные» радиостанции, руководимые диссидентами и ведущие «черную пропаганду». Одновременно Айк разрешил и Гертеру, и Диллону произнести речи, столь враждебные Советскому Союзу, что Хрущев пришел к заключению об обдуманном решении президента оживить «холодную войну».
В вопросе об отношении к социалистическим странам Европы Эйзенхауэру на протяжении восьми лет президентства так и не хватило ни реализма, ни логики понять, что в конкретных исторических условиях того периода его призывы к освобождению этих стран вели к резкому обострению отношений с Советским Союзом и со всеми социалистическими странами. Эйзенхауэр до конца своего президентства продолжал обращаться с традиционными рождественскими посланиями к восточноевропейским странам, в которых призывал их к «освобождению».
В годы президентства Эйзенхауэра США продолжали принимать самое активное участие в борьбе против национально-освободительного движения. Плата за подобные акции стремительно возрастала. Идену участие в тройственной агрессии стоило кресла премьера. Спустя некоторое время президент Джонсон, ввязавшийся в безответственную авантюру во Вьетнаме, вынужден был поставить крест на своей политической карьере в момент, когда она достигла апогея.
При президенте Эйзенхауэре, несмотря на все усилия США, национально-освободительное
