– Не дергай, дядя Лубянкин, - предупредил я, вылезая на свет. - Носоглотку отойму!
Он не шевелился: стоял, оттопырив зад, расставив руки, зажмурившись и оскалившись. Я обошел его по вершине горки, куда вела нора погреба, разворачивая, как флюгер. У Лубянкина по щеке покатилась совсем не милицейская слеза. Я отпихнул его и запрыгал вниз, во двор.
– Гаденыш! - вскрикнул Лубянкин и, махая руками, устремился вслед за мной во двор дома тетки Рыбец.
Я уже ничего не боялся.
Я пулей пролетел над землей и ударился в большие тесовые ворота. Ворота загремели, массивный засов прыгнул в скобах - не засов, а целая шпала. Я попробовал вытащить его, но фиг чего вышло. Лу- бянкин приближался.
Под носом у него я нырнул в крытое подворье добротного дома Рыбец. Следом за собой я захлопнул тоненькую дверцу и накинул крючок. Другая дверь, ведущая на улицу Долорес Ибаррури, была заперта на врезной замок.
«Западня!…» - понял я и занервничал, бешено размышляя сразу в нескольких направлениях.
Лубянкин с улицы могуче рванул дверь, и крючок слетел с петли. Я метнул в него попавшееся под руку цинковое ведро. Слыша, как он борется с ведром, катаясь по полу, я взбежал по ступенькам в прихожую и захлопнул другую дверь: толстую, как в холодильнике, и обитую дерматином.
Ее Лубянкин вышиб двумя руками и по инерции пролетел мимо меня. Отрезанный от всех путей отступления, я в панике юркнул в чулан.
В чулане было сумрачно и пыльно. Стояли кованые дореволюционные сундуки, накрытые половичками. В углах сушились банные веники, наполняя каморку волнующим запахом. На полках вдоль стен выстроился еще один миллион пузатых и мохнатых банок. Особняком высились четыре трехлитровые банки с брагой. От могучего внутреннего напряжения они, кажется, даже дрожали, а крышки на них вздулись.
Дверь распахнулась во всю ширь. В проходе возник Лубянкин. Он дышал так тяжело, что при вздохе увеличивался почти вдвое.
– Попался, гад, - сказал он.
Как артиллерист-батареец у орудия достает снаряд из снарядного ящика, так и я достал увесистую банку браги, развернул ее горлом к Лубянкину и врезал кулаком по дну.
Банка взорвалась, подскочив в моих руках. Мутная, тяжелая струя ударила Лубянкина под дых, окутав облаком непроходимого сивушного духа. Лубянкин согнулся пополам, высунув язык и выпучив глаза.
Отбросив банку, как гильзу, я схватил другую и пальнул второй раз, отшвырнув его в прихожую.
Лубянкин обеими руками судорожно вцепился в косяк. Он как-то запрокинул лицо, словно не мог надышаться или, наоборот, чихнуть. Но я сорвал с полки третью банку. Этот залп отодрал Лубянкина от косяка и пластом уложил на пол возле дальней стены прихожей.
Лубянкин лежал в луже самогонки и икал. Вооружившись последней банкой, я подошел и остановился над ним.
– Хватит, Вовик, - просипел он, ворочая в луже руками.
– Собаке собачья смерть, - ответил я и долбанул кулаком по донышку.
От удара струи Лубянкин всплеснул руками и ногами, как колдун, в которого законопатили кол, и хрюкнул. Глаза его закрылись, и больше он не шевелился.
Я поставил банку около него и вышел, осторожно прикрыв дверь. Через двор, свинарник и столовку я выбрался на улицу и побежал к дому начальника станции товарища Палкина.
ГЛАВА 12
Улица, по которой я бежал, была пустынна и неподвижна. Горячий воздух замер. Вокруг было тревожно и странно.
Огородами я добрался до улицы Нельсона Ман-делы, где в красивом финском коттедже жила семья Палкиных.
Я погрузился в акацию и проник к штакетнику Палкиных. Отодрав доску, я пробрался внутрь и влез в шиповник. Шипя и дергаясь от уколов и царапин, я наконец-то дополз до грядки с гладиолусами под окном. Окно было открыто. Сквозь тюлевую занавеску я видел, что товарищ Палкин сидит за столом и работает.
– Петя, ну ты скоро придешь?… - услышал я голос его жены из глубины дома. Она, похоже, уже легла спать и ворочалась с боку на бок, ожидая мужа.
– Засыпай, Антонина, не скоро, - ответил ей товарищ Палкин.
– Петя!…
– Чего?
– Ну, Петя-а!…
– Чего, Нина?
– Ну и хрен с тобой! - почему-то вдруг яростно крикнула жена и затихла.
«Не женюсь, - подумал я про себя. - Лучше буду бабником. Как дядя Щепеткин».
Я встал, кашлянул, постучал в подоконник и отодвинул тюль. Палкин повернул голову и удивленно уставился на меня.
– Ты чего, мальчик? - строго спросил он. - Ты кто?
– Доброволец, - ответил я сразу в лоб.
– Какой еще доброволец?
– Ну, это… Я за вас, короче. Против диктатора.
– Ты о чем, мальчик? - моментально поглупев, спросил Палкин и широко, открыто, дружелюбно улыбнулся. - Какие диктаторы?…
– Да я все знаю, товарищ Палкин, - упрямо сказал я. - Вы принц, глава повстанцев, боретесь против диктатора…
– Очень интересно, - зловеще произнес товарищ Палкин и сунул руку в карман.
– Вы сразу не стреляйте, патроны поберегите,- предупредил я. - Я ведь просто так человек, без инопланетянина внутри. Я раньше был диктаторским шпионом, но застрелился. А еще я обезвредил десант, Лубянкина и тетку Рыбец.
– А при чем тут эти двое?
– Они тоже шпионы. Они готовили десант, а я сгубил его еще в таблетках.
– Так это, значит, о тебе передавал ВАСКА?! - сощурившись, понимающе воскликнул Палкин.- Вот, значит, кто наш неведомый союзник!…
