душой. И я ни в кого не превращался…
Клаус снова перехватил его взгляд. Не обернувшись, снова опустился на ржавый металл.
— Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайтесь, агент… И от странных превращений — тоже… Впрочем, как видите, вы и так хорошо поработали на Тартар, без всяких особенных воздействий…
Ким мучительно поморщился. Поправил циркониевый браслет. Червь сомнения, грызший его душу, получил теперь основательную поддержку извне.
— Поймите, агент… Вам уже нет дороги назад. Вы сорвали выполнение операции, которая стоит на контроле высшего руководства Федерации. У Высшего Директората. И не только сорвали, но и фактически рассекретили. Это отправит в отставку по крайней мере одного из Директоров… Практически вы — конченый человек, агент.
Он сделал паузу, давая Киму время на размышление.
— Я вовсе не требую от вас, чтобы вы подписывали новый контракт кровью… У вас есть время подумать. Но очень не советую вам возвращаться к вашим… работодателям. Ваше спасение — потеряться здесь, на Чуре… Это не так сложно. Здесь нет полиции и сыска. Только люди Чура и Нелюдь. И Сумеречные Стаи… Потеряться легко. Сложнее будет выжить. Но у вас, считайте, есть теперь здесь друзья…
— Я привык отвечать за свои действия, Клаус, — напряженным голосом оборвал его Ким.
Получилось это у него искусственно и натужно. Как у артиста, играющего не свою роль. Они оба заметили это.
— Похвально, — усмехнулся Гильде. — Если вы мне расскажете еще, что ваш лучший друг — налоговый инспектор, а на закрытых процессах выносят только справедливые приговоры, то я просто расплачусь. Скажите мне человеческим языком, вам сильно хочется встретиться со следователем военной прокуратуры? А ведь такая встреча неизбежна. Понимаю, вам сложно перестроиться на марше. Требуется тайм-аут на размышления… Так я посоветую вам предаться этим размышлениям на борту «Саратоги». Я не буду вмешиваться… Более того, пусть считается, что я взял вас заложником. Это упростит задачу…
— Чего я не люблю, — уже своим настоящим, хотя и неровным голосом произнес Ким, — так это когда меня шантажируют. Так что спасибо за заботу, но свои проблемы я буду решать сам. Задержать вас у меня, скорее всего, не получится. У вас есть оружие, у меня его нет. Но я попытаюсь…
— Не стоит…
Пистолет возник в руках Гильде словно по мановению волшебной палочки.
— Вопрос в другом, Клаус… Уберите, пожалуйста, пушку — она как-то не способствует… — Ким подождал, пока Клаус вернет «ствол» в кобуру на поясе. — Допустим, вам удастся посадить корабль на том полушарии… Вы думаете, что вас там встретят с распростертыми объятиями? Вас сдадут властям Федерации. И сдадут немедленно. Людям Чура ни к чему ссориться с Федерацией. Тем более тем из них, кто ведет совместную работу с нашими физиками.
— Так бы и было, агент, если бы я на них свалился с неба в буквальном смысле этого слова… Но вы не учитываете одного — того, что я успел подготовить почву для такого своего, несколько экстравагантного прибытия. Я связался кое с кем из проекта. Кинул им кое-какую затравку. Не думаю, что даже «наши», как вы говорите, физики так запросто выдадут меня властям. А Чур не то место, куда так легко прислать полицейский наряд… У вас есть еще вопросы, агент? Вы не передумали оставаться здесь?
— Не передумал, — помотал головой Ким. — А вопросы… Их слишком много, чтобы задавать их здесь и сейчас… Разве что вот… Перальта — Джанни Перальта — единственный из «ужаленных», кроме вас, кто остался в живых… Он ушел в эзотерику. Это ошибка Послания? Или у этой «ракеты» какая-то своя цель?
— Не знаете, как быть с ним? — усмехнулся Гильде.
— Просто хочется понять…
— Если вы хотите понять, то у вас только один путь — тот, которым пошел я… Если же вы хотите просто знать, чего ждать от Джанни, то имейте в виду — Послание не ошибается! Просто наше знание не совпадает со знанием Предтечей. Ни по содержанию, ни по структуре, ни по способам его получения… Что-то, чего наш мозг, наша система понятий и установок не могут воспринять, предстает в искаженном, изуродованном виде. Для нас это пока что — магия, эзотерика… Но, видно, что-то важное связано с той миссией, которая досталась Джанни, если Послание первым осуществило именно это — его — превращение… Может быть, она на очень дальний прицел рассчитана, эта миссия. И я боюсь, что небезопасное дело — мешать ей. Магия будущего может оказаться похлеще тех темных тайн, с которыми мудрят ученые мужи современности. — Клаус присмотрелся к лицу Кима. — Но ведь вы хотите именно понять, агент… Я не верю, что вас удалось отправить за мной следом, купив вас деньгами или воздействовав на вашу «сознательность». Вас затянуло в этот Мальстрем именно оно — желание понять Тайну…
«Он прав, — сказал себе Ким, — любопытство. Дурацкое любопытство…»
— Я угадал, агент? Тогда зачем вам изменять собственной природе? Подумайте в последний раз — с кем вы…
Ким молчал. Потом покачал головой:
— Вы тогда верно угадали, Клаус, когда говорили, что Демоном, который будет искушать меня, будете вы… Нет, Клаус… Нет. Пожалуй, мой роман с Тайной закончился… У вас своя дорога, у меня — своя.
Они оба замолкли.
— Вот, собственно, и все.
Клаус поднялся и зябко поежился, окидывая взглядом безрадостный пейзаж занесенной снегом равнины. Поднялся на ноги и Ким.
— Мы могли бы до бесконечности говорить обо всем этом, — устало сказал Гильде. — Но времени уже почти нет — я должен продолжать свою игру. Вы ведь не станете мешать мне, агент?
Ким молчал, рассматривая лицо Клауса так, словно видел его впервые.
— Я не должен был рассказывать…
Голос Гильде был теперь глух и невыразителен. Весь заряд страсти, если и был он у него, ушел на тот монолог, что он обрушил на собеседника минуту назад.
— Но иначе… Ты не оставил мне никакого выбора, агент…
То, что Клаус перешел на «ты», насторожило Кима. Нет, дело было не в фамильярности такого обращения — ни тени фамильярности не было ни в интонации Клауса, ни в том, как он держал себя… Это «ты» было пронзительно грустной — на грани отчаяния — нотой.
Темой прощания.
Клаус прощался с человеком, с которым успел как-то сродниться в такой недолгой дружбе-вражде, что соединила их. И, прощаясь с Кимом, он, похоже, прощался с людьми вообще…
— Ты не оставил мне выбора… — повторил Гильде. — Ты и так узнал слишком много. И я должен тебя переубедить. Сделать своим. Или убить. Как Кобольда…
Он пристально смотрел в глаза Киму.
— Ты ведь не станешь… останавливать меня…
Это был не вопрос. Утверждение. Попытка внушить свои слова колеблющемуся сопернику. Все так же глухо и невыразительно, но так, что запоминалось каждое его слово, Клаус продолжал:
— Я не мог сделать Кобольда своим. Он был не из тех… Он и такие, как он, свято убеждены, что всякое знание есть благо. И не важно, спасет оно род людской или погубит! Человек обречен на знание — и все тут! В этом все концы и все начала!
— А может быть, это так и есть? — с неожиданной для самого себя жесткостью перебил его Ким.
— Нет!!!
Лицо Гильде посерело и дернулось. Голос сорвался в крик. И по сравнению с глухими, серыми словами, которые он произносил перед этим, крик этот был страшен.
— Нет, — повторил он уже снова глухим и спокойным голосом. — Я знаю тебя, агент, лучше, чем ты думаешь. Ты не станешь мешать мне. По крайней мере до тех пор, пока не продумаешь все до конца. Возвращайся туда, к людям… Когда придет время, мы найдем друг друга.
С Кимом давно не было такого. С детских лет. Он просто не мог сделать выбор. И поэтому понял — недолгий, но предельно ясный жизненный опыт четко говорил это ему, — что проиграл. Всегда проигрывает тот, кто задумался.
